Некоторое время мы сидели молча. Эд опустил руку под кресло, извлек из сумки ополовиненную бутылку коньяка, налил рюмку до краев, старательно завинтил бутылку пробкой, снова спрятал ее в сумку, после чего осторожно поинтересовался:
– Может, кто-нибудь хочет выпить?
Желающих выпить не нашлось, Эд облегченно вздохнул и, запрокинув голову назад, залпом выпил.
Тенгиз принялся ходить от стойки бара до подиума и обратно. Это стало раздражать Эда.
– Послушайте, уважаемый, – обратился он к Тенгизу. – У меня складывается впечатление, что вы очень волнуетесь.
– Вам показалось, – ответил Тенгиз и, чтобы в свою очередь поддеть, остановился рядом с Эдом и спросил: – Коньячок пьете? Может, угостите?
– Нет, не угощу, – ничуть не комплексуя, ответил Эд.
– Но почему?
– А потому, что не хочу.
– Но вы же сами предлагали!
– А вот когда предлагал, тогда и надо было соглашаться… Бог с вами, ходите туда-сюда, я потерплю. Отлично вас понимаю! Когда нервы на пределе, то на месте трудно усидеть. Не думали, что среди нас окажется химик-профессионал, да? Ничтожный процент вероятности, и на тебе! Выпадает именно этот мельчайший шанс… Что-то Рудик задерживается.
В самом деле, прошло уже не меньше десяти минут, как он вышел из столовой.
– Дверь в тридцать первую закрыта на замок? – спросил Злой Священник.
– Нет, она заколочена гвоздями, – ответил я. – Князев ее и заколачивал.
– Неужели теперь так трудно взломать дверь? – удивился Эд. – Надо было дать ему топор.
Прошло еще десять минут. У нас заканчивалось терпение. Эд налил себе в третий раз. Тенгиз ушел в темную часть столовой и оттуда не вернулся. Я видел смутные контуры его головы и плеч – он спал, полулежа на столе.
– Ну вот что! – вдруг резко сказал Бэл. – Мы можем ждать этого недотепу до скончания века. Стас! Сгоняй наверх, может, он там уснул.
На этот раз никто возражать не стал, и я, поймав брошенный мне Тенгизом фонарик, выскочил на лестницу, легко взбежал на третий этаж и свернул в коридор.
– Эй, Князев! – крикнул я. – Где ты там?
В коридоре стояла мертвая тишина, и на меня вдруг нахлынуло леденящее чувство ужаса. Желтый кружок света дрожал на полу, но чем дальше я его закидывал в черную утробу коридора, тем дряхлее становился он, бесследно растворяясь в его самом конце.
Да что со мной, черт возьми! – подумал я, злясь на себя за трусость, и решительно пошел вперед, посвечивая на дверные номера. Перед тридцать первым я остановился как вкопанный. Дверь была выбита и открыта настежь. Гвозди-»сотки», которыми ее заколотил самарянин, торчали, как зубы акулы. Я, не решаясь войти сразу, посветил внутрь. Кровать с раскиданными по ней вещами Немовли, опрокинутый стул, пустой стол. Совершенно пустой стол – ни контейнера, ни блюдца, ни шприца!