Эта белка с косичками учила меня жизни! Она говорила со мной менторским тоном, как человек бывалый, знающий все тонкости житейских передряг. Я сделал вид, что не понял ее намеков на мои с Ирэн отношения.
– Да, ты права, – задумчиво произнес я. – Игра открыла глаза Лобскому. Он вряд ли мог ожидать, что я оставлю его.
– Какие же эти мошки настырные! – вдруг раздраженно сказала Марго и шлепнула себе по щеке. – Тупые и настырные! Вот зациклились они на моем лице, и ничего другого видеть не хотят!
Марго, безусловно, была права в одном: Игра поможет лучше узнать друг друга. Я уже твердо знал, что Марго не выносит чьего-либо мнения, если оно идет вразрез с ее собственным. Если она была в чем-либо убеждена, то это убеждение было для нее истиной. И спорить с ней было бесполезным делом.
Лес менялся прямо на глазах. Он становился все более редким, и все чаще нам попадались открытые прогалины с высокой сочной травой и редкими пальмами с короткими и пузатыми, похожими на ананас стволами. Я впервые после приземления увидел небо и солнце и услышал щебет птиц.
Марго, развивая свою теорию о предопределенности высоких чувств между мужчиной и женщиной, помещенных в экстремальные условия, бодро шагала рядом со мной, заставляя меня всякий раз убирать с ее пути усаженные шипами ветви пальм, словно раскрывать перед ней многочисленные двери. Но делал я это вовсе не ради этических норм. Марго, что мне очень нравилось, не играла со мной в поддавки, любыми способами вынуждая меня ухаживать за ней. Мне казалось, что она вообще не видела эти колючие пальмовые ветви, способные оставить глубокие шрамы на лице, как, собственно, не замечала ни змей, ни пауков. Она была настолько поглощена разговором, настолько увлеклась процессом вовлечения меня в свою веру, что перестала воспринимать окружающий ее мир. Если бы не я, шипованные ветки безжалостно хлестали бы Марго по лицу, царапая щеки и лоб.
– … я вообще предпочитаю никогда не доверять первому чувству, какое вызывает у меня незнакомый человек, – говорила она, глядя на меня и стремительно сближаясь со стволом дерева-гиганта сала. Я едва успел притянуть ее к себе за руку, иначе было не миновать столкновения. – Бывает, увидишь какого-нибудь красавца – улыбка, губы, глаза. Ах! За сердце хватаешься. А проходит время, и крутишь носом: выпендрежник, любит только себя, жадный, мелочный… И становится стыдно. А я не люблю, когда мне стыдно. Я терпеть не могу угрызений совести! И потому я взяла себе за правило: не делать поспешных выводов о человеке, какое бы сильное впечатление он на меня ни произвел.