Простодушный воевода думал, что говорит шепотом, но этим шепотом вполне можно было держать речь на вечевой площади.
– Да помолчи ты! – раздраженно огрызнулся Байан, остро чуявший настроение брата. – Не мешай! Эдак она никогда не закончит!
Звенила шевельнулась, веки ее поднялись.
– Умолкните оба! – быстро и свирепо шепнул Держимир.
Брови его дрогнули, взгляд из безнадежного стал живым и острым. Она что-то увидела!
А чародейка вскочила на ноги, обеими руками держа перед собой обгорелую баранью лопатку, покрытую крупной сеткой причудливых трещин.
– Славен и триславен буди, Отец Грома! – с торжеством воскликнула она. – Услышал ты мольбы наши!
– Ну? – выдохнул Байан, и трое мужчин разом сделали шаг к чародейке.
Она повернулась к ним, показывая кость. Ее взгляд властно притянул взгляд Держимира и не отпускал, не давал даже взглянуть на трещины. Ему вдруг стало жутко, неприятно. Глаза Звенилы зияли огромными черными безднами – наверное, «бездна» и значит «без дна», – мелькнуло в мыслях Держимира. Зрачки ее дышали, как живые, и каждый их вздох вытягивал тепло из его крови. Он чувствовал это, но не мог ничего поделать, черные дышащие бездны лишали его воли к сопротивлению. Вот оно, лицо Надвечного Мира, который ничего не дает даром!
– Чего там у тебя? – нетерпеливо и непочтительно воскликнул Байан и сунулся было к чародейке, но теперь Озвень схватил его за плечо, не пуская впереди князя.
Держимир шагнул к Звениле и посмотрел на баранью лопатку.
– Гляди, княже! – с упоением и торжеством, отчего даже голос ее зазвучал моложе и звонче, воскликнула чародейка и показала ему несколько переплетенных трещин. Держимир ничего в них не увидел, а она пояснила: – Это реза «млад». Она означает новую луну. В новолуние Отец Грома даст нам свой огонь!
– Тэнгри-хан! – восхищенно воскликнул Байан-А-Тан и тут же сам зажал себе рот.
В сильном волнении он иногда поминал имена куркутинских богов, усвоенные от матери в раннем детстве, но в святилище Перуна имя куркутинского владыки неба прозвучало совсем неуместно.
Озвень принялся с натугой высчитывать дни до новолуния, морща лоб и загибая пальцы. Держимир вычислил срок гораздо быстрее и вопросительно посмотрел на старшего жреца Знея. Зней как будто явился из древних кощун о Громовике и его поединке с Велесом: ростом он превосходил даже высокого Байана, имел широкие плечи и сильные длинные руки, сросшиеся густые брови и широкую русую бороду. С ним Держимир никогда не спорил, в глубине души робея перед главным служителем Перуна. Благодаря этому жрец мог бы иметь на него большое влияние, но Зней никогда не вмешивался в княжеские дела, чем сильно отличался от волхвов других племен, и редко покидал святилище. Оно располагалось прямо напротив ворот княжьего двора, в самом сердце Прямичева, но Зней умудрялся жить в нем как на острове под сенью священного дуба. Для каждодневных нужд прямичевцев у ветлянской пристани стояло Велесово святилище, в посаде имелось Макошино, а тяжелые ворота Перунова раскрывались только на Перунов день и для таких вот, особо важных, случаев. И тогда Зней щедро отдавал силу, накопленную за долгие месяцы уединения.