Последние десять лет Чессер бывал в Лондоне почти каждый месяц. Всякий раз он останавливался в отеле «Коннахт», хотя и не в том угловом номере, который занимал он теперь. Здесь его помнили и уже давно не требовали паспорта, а он знал по имени большинство сверкающих белыми перчатками и галстуками служащих. Его считали щедрым постояльцем.
На этот раз Чессер приехал в Лондон только переночевать. Утром он хотел забрать пакет и сразу же лететь в Антверпен. Там за пару часов он уладит все дела и отправится куда душе угодно. К Марен, в Шантийи.
Но его планы нарушил звонок Марен. Сквозь треск и щелканье в трубке ее голос казался совсем далеким. Она говорила, что в Шантийи идет дождь. Конечно, сад посвежел и зазеленел, но рабочие до сих пор чинят крышу, и в доме все вверх дном. Бассейн на террасе так и стоит невычищенный. Марен хочет быть с Чессером. Быть с ним в Лондоне. Она очень любит Лондон в мае.
Первым порывом Чессера было успокоить ее и убедить потерпеть еще денек. Ему хватило чуткости, чтобы понять, что хандра Марен объясняется по большей части его отсутствием. Ее дом в Шантийи был одним из тех мест, где они оставались действительно вдвоем. Чессер хотел напомнить ей об этом, но промолчал. Не сказал он и того, как стремится в Шантийи, предвкушая деревенскую тишину и дозволенные уединением прихоти. Лондон слишком напоминал ему о Системе. Здесь Чессер был как на иголках.
Не беда. Влюбленный, он не мог отказать Марен ни в чем – лишь бы доставить ей удовольствие. Она прилетает сегодня вечером британским рейсом из Ле Бурже. В воображении Чессер уже видел ее. Они встретятся в аэропорту – если Система назначит ему время пораньше.
Он сидел голышом на краю постели, рядом с телефоном. Надо им позвонить. Придется соврать насчет вчерашнего. Чессер должен был явиться в Систему накануне и теперь жалел, что не пошел. Почему он так поступил? Он и сам толком не знал. Весь день он проторчал в номере, твердя себе, что надо одеться: чуть не до последней полосы прочитал утреннюю «Таймс». Дотянул до назначенного времени, а когда оно миновало, почувствовал странное облегчение. Словно ставил неявку себе в заслугу, а не в вину.
Так было вчера. Сегодня он должен пойти. Чессер быстро прикинул, что выгоднее всего соврать, будто он сегодня приехал. Кстати, в Нью-Йорке и забастовки на авиалиниях – чем не повод? Правда, сам он прилетел из Ниццы.
Чессер взял с подноса с завтраком сладкую булку и намазал ее маслом, которое к этому времени совсем растаяло: оно капнуло в полупустую чашку остывшего черного кофе. Чессер заметил, как черная поверхность затянулась тоненькой серебристой пленкой. Он заставил себя снова подумать о телефоне и, бросив булку, потянулся к аппарату.
