– Ваш пакет готов, сэр, – сказал Уотс.
Конверт, такой же как обычно, лежал на столе, покрытом черным велюром.
– Мы ведь ждем Мичема?
– Он доверил это дело мне, – сказал Уотс, – если, конечно, вы не возражаете, сэр.
Чессер был разочарован. Присутствие Мичема должно было быть частью его триумфа. Самые важные просмотры обычно проводил Мичем. Чессер хотел прочесть на лице Мичема подтверждение, что он включен в число избранных.
– Не возражаю, – солгал он. – Мне все равно. Чессер взглянул на часы.
– Я немного опаздываю. Думаю, я не буду их смотреть. У меня назначена встреча с клиентом; намечается еще одна крупная покупка.
Он широко улыбнулся.
– Может, вы все-таки посмотрите, сэр?
– Не стоит.
– Как скажете, мистер Чессер.
– Сколько здесь?
Как раз в тот момент, когда Чессер спрашивал о Цене, Мичем вставлял слайд в портативный 35-миллиметровый диаскоп. Когда Чессер приехал, Мичем стоял у окна и смотрел вниз, на решительные и уверенные движения Чессера, его элегантный вид, дорогую машину с открытым верхом и девушку. Красивую, молодую девушку, уверенную в своей привлекательности, но не придававшую этому ни малейшего значения.
Эта девушка занимала воображение Мичема. Примерно в минуту он разглядывал ее незагорелые ляжки и необыкновенные длинные волосы. Ему хотелось верить, что в любви она повелительница, что ей нравится, когда ей служат, ей подчиняются. Он стоял и смотрел, пока она не уехала. Потом, не желая расставаться с ней, он торопливо, чтобы удержать состояние блаженства, навеянное фантазиями, отпер ящик стола, Достал диаскоп, включил его и вставил слайд.
Все снимки, которые прислал Коглин, были не в его вкусе. Мичем отобрал штук двадцать – с его точки зрения, наиболее сносных. Те, на которых девушка была внизу, а Чессер сверху, просто бесили его. Ему неприятно было видеть ее, распростертую на земле подобным образом, а мысль, что ей это нравилось, полностью выводила его из равновесия. Чессер – невежа; в любви он остался на школьном уровне, а такая очаровательная любовница требует покорности и смирения. Чессер был помехой, которую следовало убрать. Он все портил, но чем дольше Мичем смотрел на снимки, тем труднее ему было заменить изображение Чессера своим собственным. Но это еще не все. Даже те слайды, которые Мичем отобрал, он видел уже столько раз, что они перестали действовать на него возбуждающе.
Сейчас он рассматривал тот, который считал наиболее вдохновляющим из всех. Слайд был снят телеобъективом. Марен во весь рост, ноги слегка разведены, голова поднята. Она выглядит надменной, величественной. Рот раскрыт, с губ готовы слететь слова приказа. Чессера почти не видно; он не в фокусе, на дальнем плане. По этому снимку его нельзя узнать.