Последние слова матери были разящими:
– Помните! Тем, что вы живете в моем дворце и обладаете правами наследника престола, вы обязаны исключительно моему молчанию о вашем происхождении. Но стоит мне однажды раскрыть рот и объявить истину, как вас никогда здесь не станет, и где вы после этого окажетесь – этого не знаю даже я!
Павел в ужасе побежал к себе в комнаты, своими руками вынес для матери полный список участников заговора.
Екатерина блистательно довела эту сцену до финала.
Даже не глянув в список (ей давно все было известно), она швырнула бумагу в пламя камина и помешала кочергой.
– Я не желаю знать этих глупцов! – сказала она. – А ты передай своей жене, что Натальей Первой и Великой ей не бывать… Вряд ли что из нее получится, если до сих пор она не в силах произнести простейшее русское: здрасьте и до свиданья!
Конечно, Екатерина могла бы сказать и гораздо больше, но решила пощадить свое исчадье ада… «Это потом – не сейчас».
Дени Дидро долго не видел Екатерину: всю жизнь пивший воду из Сены, он заболел от воздействия невской воды. Что дальше?
* * *
Дальше было интересно… В мрачном королевском замке с треском и чадом разгорелись дешевенькие свечи. Фридрих II принимал гостей и проезжих через Берлин знатных господ. Российский посол, князь Владимир Сергеевич Долгорукий, представил королю молодого князя Василия Долгорукого, сына Долгорукого-Крымского.
Король всегда был внимателен к русским офицерам:
– Вы проездом, полковник? А куда путь держите?
– Еду пить воды Ахенские и Пирмонтские…
– Очень приятно, – сказал король, – что у вас, такого молодого, хватает времени для питья вод, а я вот, уже старик, и не вижу минуты отдыха… Кстати, полковник, какой на вас мундир?
– Второго гренадерского, – отвечал Долгорукий.
Фридрих перекинул трость из левой руки в правую.
– Какие там воды? – визгливо крикнул он. – Вам надобно быть не здесь, а дома… Разве не знаете, что Второй гренадерский полк на почтовых[27] срочно отправлен в Казань?
Король глянул на посла России – тот пожал плечами.
– Я об этом ничего не знаю, – сказал посол.
– Увы, я тоже, – сознался полковник.
Фридрих стегнул тростью по голенищу своего ботфорта:
– Так я знаю! У вас появился какой-то Пугачев …
Как ни мчался назад Долгорукий, все же опоздал. Его полк был рассеян, офицеры повешены. Емельян Пугачев разъяснял эту жестокость в таких выражениях: «А чего ж они противу меня, неприятеля своего, шли гуртом, будто овцы какие, и никакой дисциплины не соблюдали».
В обозе сыскали офицерскую чарочку из серебра с чеканенным портретом императрицы Анны Иоанновны; Пугачев забрал ее для себя.