Они беседовали без свидетелей, и это уж большой секрет графа Дюрана, узнавшего о сути их диалогов. «Вы не любите прусского короля», – говорила женщина. «Это великий человек, – отвечал Дидро, – но дурной, и делатель фальшивой монеты». «Я, – смеялась императрица, – принимала некоторое участие в этой подделке монеты». Дюран оповещал Версаль, что она упрекала «себя за раздел Польши, предаваясь очень мрачным рассуждениям о том, что скажет потомство о ней, и выражала печаль, что Россия во всем этом деле играла роль слуги Пруссии…»
Дидро был вечным сторонником вечного мира.
– Неужели вам не надоело еще воевать? – спросил он.
– Надоело! – отвечала Екатерина со вздохом и далее заговорила о новом, лучшем издании Энциклопедии. – Я хотела бы видеть в ней побольше статей о России, и надобно исправить все ошибки, особенно о Сибири, о которой Европа привыкла болтать одни ужасы… Вы не смейтесь, но мы, русские, еще не потеряли надежды встретить где-либо живого мамонта, а библейские кедры Ливана – сущая безделица по сравнению с кедрами сибирскими!
Перебирая российских знаменитостей, Дидро не оставил своим вниманием и Леонарда Эйлера. Екатерина сказала, что после пожара она велела построить Эйлеру новый дом, что операция по снятию у него катаракты прошла успешно, что ученый овдовел и, будучи в преклонных летах, все же решил свататься к сестре покойной жены.
– Он по-прежнему занят изучением света и Луны, Петербург уже заимел первый хронометр. Я в этом плохо смыслю, – сказала Екатерина, – но моряки утверждают, что Эйлер много помогает им в освоении навигации и астрономии, а флот наш, слава богу, от берегов оторвался – перед нами пролегли океаны!
Дидро выразил недоумение по поводу того, что абстрактное мышление гениального математика вдруг нашло практическое применение для нужд России, на что Екатерина ответила ему:
– А знаете ли вы, что наш великий Эйлер служит на русском флоте?.. Да, да! Он уже давно в чине лейтенанта флота.
– Но почему же он тогда не адмирал?
– Эйлер – офицер береговой службы…
Екатерина считала себя принадлежащей к литературному цеху и потому заговорила о критике: она была ярой сторонницей мнения, что положительные результаты в совершенствовании общества возможны лишь в том случае, если искусство станет показывать положительные примеры. Дидро – на примере Вольтера! – доказывал, что, описывая отрицательные явления, художник достигает более значительных результатов, нежели в создании характеров положительных. Как выяснилось, Дидро критику вообще презирал. «Против меня, – говорил он, – как литератора и человека, написана уже тысяча критик, но куда они все девались, никому не известно, а писатель и человек занимает по-прежнему то высокое место, какое ему и предназначено»… Невиданно экспансивный, Дени Дидро рассуждал слишком пылко и в доказательство своей правоты, бурно жестикулируя, больно хлопал Екатерину по колену.