Бибиков просморкался в надушенный фуляр:
– Державин?.. Хм. Но я Державиных никого не знаю.
– В том-то и беда моя, – чуть не зарыдал прапорщик, – что никто меня не знает и никто слушать не хочет. Кроме насмешек над бедностью, не испытал ничего от людей. Влиятельной родни сызмала лишен. Младость посвятил казармам солдатским, познав нуждишку прискорбную. Уж вы не оставьте меня, будьте благодетелем моим!
– Ладно, – сказал Бибиков. – Сбирайся… в Казань.
Державин поискал глазами икону:
– Господи, никак и матушку свою повидаю?
– Не думаю, чтобы она тебе обрадовалась, – зевнул Бибиков. – Экий ты дурень, братец! Скажи кому-нибудь – ведь не поверят, что мужику четвертый десяток пошел, а он едва до прапорщика вытянул… Фу! Пудра у тебя затхленька.
– Да не пудра то! Мукою блинной в пекарне обсыпался…
Внизу, под антресольками, измывались над ним адъютанты. Державин прошел мимо знатных господ, полусгорбленный от унижения.
Страшными зигзагами рисуется жизнь человеческая!
Что для нас этот Бибиков? И что нам Державин!
В эти сумбурные дни дежурные драбанты в Зимнем дворце, распалясь, чуть не спустили с лестницы подозрительного старикашку с недобрым лицом. Выяснилось, что это был Степан Шешковский, которого в своих покоях ожидала растерянная императрица.
* * *
После свидания с Бибиковым, обнадеженный в успешной карьере, Державин, дабы услужить своему патрону, поспешил отъехать в Казань.
Александр Ильич Бибиков тоже отъехал в Казань, его карета была завалена пачками свежеотпечатанного манифеста Екатерины, в котором она призывала народ – Пугачеву не верить! Державин встретился с Бибиковым посреди дороги между Москвой и Петербургом. Генерал сказал поэту:
– Охти мне, Гаврила! Чую, за солдатами присмотр нужен – как бы к самозванцу не переметнулись…Ты, Гаврила, старайся: коли Емельку словим, быть тебе в поручиках!
Державин в Казани даже маменьку обнять не успел – сразу отъехал в Симбирск и далее. Бибиков обязал поэта надзирать за «вольным духом» среди солдат и населения.
Восставшие калмыки уже захватили Ставрополь – со всем начальством и пушками. Державин взялся писать увещевательный манифест – ко всем калмыкам. В искусстве писания он мог поспорить с императрицей, и потому злокозненная тема – царь Пугачев или не царь? – под пером Державина обретала бульшую убедительность:
«Кто вам сказал, что государь Петр III жив? После одиннадцати лет смерти его откуда он взялся?.. Нет разве на свете государей, друзей его и сродников, кто б за него вступился, кроме беглых людей и казаков? У него отечество – Голштиния…»