Шумный пир продолжался далеко за полночь. Смех и крики раздавались на всех улицах города, где люди тоже праздновали вместе с фараоном, но Сенмут никак не мог успокоиться. Асет была в зале, вся в драгоценностях; ее худое лицо ничего не выражало, какие бы певцы и танцоры ни выступали. Тутмос тоже присутствовал, он сидел в окружении своих друзей, ел и пил, угрюмо и настороженно поглядывая по сторонам.
Наконец шум начал стихать, веселье замедлилось и с приближением зари остановилось вовсе, тогда Хатшепсут сняла с головы конус с благовониями и встала, давая всем знак расходиться. Через час прозвучит хвалебный гимн и начнутся обычные дневные заботы. Ей еще нужно было принять ванну и надеть чистую одежду, прежде чем пойти в храм на утреннюю службу.
Сенмут знал, что не понадобится ей до тех пор, пока она не призовет его в аудиенц-зал. Он проследил, как она вышла в окружении телохранителей – носитель опахала шел по правую руку от нее, хранитель печати по левую, – пробрался к Хапусенебу и подергал его за край одеяния. Верховный жрец оглянулся.
– Пойдем со мной в сад, – тихо сказал ему Сенмут. – Мне нужен твой совет.
Хапусенеб торопливо кивнул, и они вместе стали проталкиваться через толпу. Тенистыми галереями мужчины прошли в сад, где разгоряченные вином и пищей гости бродили по двое, по трое, с наслаждением вдыхая прохладный ветерок и негромко переговариваясь, а рабы с зажженными лампами бежали впереди и позади них. Сенмут и Хапусенеб скрылись от них и направились сквозь деревья к северной стене храма. Наконец они остановились. Кругом было тихо, и только бледный холодный свет заходящей луны обрисовывал темный силуэт стены, громоздящейся над верхушками деревьев. Сенмут сделал Хапусенебу знак садиться, и они вместе опустились на темную траву. Хапусенеб подоткнул складки набедренной повязки под ноги. Сенмут сел, скрестив ноги и глядя на красные от хны подошвы, дождался, когда выветрится хмель от выпитого вина и утихнет в ушах шум пира, и только тогда заговорил.
Он окинул опустевший сад быстрым взглядом.
– Выслушай меня, Хапусенеб, и, ради фараона забыв о наших с тобой разногласиях, дай мне свой совет.
Тот коротко кивнул в темноте, и Сенмут стал подбирать слова, хотя его язык отказывался их произносить.
– Я – главный управляющий фараона и потому знаю и слышу все, что делается во дворце. Но я также управляющий Амона и потому знаю обо всем, что происходит в храме. Долгое время, все правление нашего царя, через меня шли все депеши и в моем присутствии происходили все аудиенции; и я, так же как и ты, могу сказать, что знаю Египет не хуже, чем ткач знает сотканный им ковер. Но теперь у меня такое чувство, будто власть ускользает от меня, Хапусенеб. Выстроенное мною здание начинает осыпаться по углам, а я бессилен что-либо предпринять, ибо разрушает его не кто иной, как царевич Тутмос. И я вижу, что дни фараона сочтены.