– О да, – горячо откликнулся он, – на целую жизнь! Она высвободила свою руку, встала и хлопнула в ладоши, призывая служанок.
– Ты уверен? – с нажимом повторила она.
– Совершенно уверен.
– Тогда я поговорю с отцом, а он поговорит с Инени, этим злым, сварливым старикашкой, которому вовсе не нужен новый ученик, и тогда ты будешь счастлив. Я тебе приказываю!
Сенмут нагнулся и подобрал с земли котенка, который сонно запротестовал.
– Возьми корзину! – приказала Хатшепсут Нозме.
И они ушли, оставив Тийи собирать подушки и сворачивать циновку. И только оставшись один, оцепеневший от радости, Сенмут понял, что царевна даже не стала ждать, когда он воздаст ей все положенные почести.
В тот вечер за обедом Тутмос посадил дочь рядом с собой, чтобы она рассказала ему о встрече. Вся эта эскапада сильно его забавляла, и он слушал внимательно. Когда она сказала ему, чего хочет этот наглый выскочка-прислужник, фараон взревел от смеха напополам с яростью. Вся компания с тревогой обернулась к нему, но он проорал музыкантам, чтобы они не останавливались, а сам послал гонца в дом Инени.
Хатшепсут была вне себя. Приставая с расспросами, отец не давал ей поесть, и еда на ее тарелке остывала.
Наконец явился Инени, как всегда безукоризненно одетый и совершенно спокойный, несмотря на то что властный императорский призыв оторвал его от обеда из пяти блюд и новых танцовщиц. Инени был высок ростом, выше многих, и все еще строен, хотя ему уже перевалило за шестьдесят. Его орлиный нос нависал над узкими, плотно сжатыми губами, голова, вся в невероятных шишках и впадинах, была обрита. Парик он презирал. Если бы не случайные искорки лукавства в серых глазах, его лицо могло бы показаться суровым и жестким. Но он умел посмеяться когда нужно, а жизнелюбие избавляло его от мук гениальности.
– Инени, – гаркнул Тутмос, – садись здесь, рядом с Хатшепсут. Ее высочество хочет тебе что-то сообщить. – И снова захохотал.
Лицо архитектора не выразило и тени того изумления, которое он испытывал, усаживая свой сухопарый зад на указанное ему место и принимая бокал вина из рук царского раба. Неспешно потягивая вино, он любовался своими кольцами и ждал.
Хатшепсут злилась. Она пересказала свою историю в третий раз короткими, сжатыми предложениями. Но Инени в отличие от ее отца не стал смеяться; он внимательно слушал, не сводя глаз с ее лица. Когда она кончила и уже приготовилась запустить зубы в соблазнительную ячменную лепешку, он спросил:
– Ваше высочество, вы говорите, что этот жрец всего-навсего прислужник в храме? Что он крестьянский сын и родом из деревни?