Когда повитуха присела на кровать к роженице, Игар потерял ее из виду. Дверь длинно проскрипела и закрылась; спустя несколько минут лучшая повивальная бабка на три деревни ушла – хмурая, как грозовое небо, и обескураженная. Игар, которому больше нечего было делать, вернулся на кухню.
Младшие дети спали прямо здесь – на скамейках; две старших девчонки, двенадцати и четырнадцати лет, сидели плечом к плечу, крепко сжав губы и глядя на огонек лампы. Игар искренне посочувствовал им, созданным женщинами и потому обреченным на многократные родовые муки…
Крики Тири ненадолго стихли; снова подкравшись к ее двери, Игар услышал шорох, тихий звон металла, перешептывания – и мягкий глубокий голос повитухи:
– Десять белых голубей из далеких из полей… принесут тебе подарков, принесут тебе диковин, принесут тебе красивых… Десять черных лебедей, унесите злую муку, унесите боль и хворость, мимо, мимо проносите…
У Игара закружилась голова; он ушел в кухню и до утра просидел в углу, обхватив руками плечи и слушая дыхание спящих малышей. Тири наверху стонала – то громче, то тише. Стучали по лестнице чьи-то шаги, что-то приносили и уносили, повитуха говорила то тихо и властно, то певуче, вполголоса; Игар так и не сомкнул глаз.
Утром ошалевший от пережитого, захмелевший от счастья Глаб сидел у изголовья полуживой Тири и без устали гладил, трогал, целовал ее руку; старшая хозяйка прижимала к груди сверток с племянником, а повитуха, страшно осунувшаяся за ночь, что-то долго и подробно ей объясняла. Хозяин, отозвав Игара в сторону, серьезно признался:
– Ой, напьюсь сегодня. Ой мама, как напьюсь… И тебя напою, парень, потому как вроде бы породнились…
Игар бледно улыбнулся.
Повитуха вышла во двор; в руках ее по-прежнему был тугой узелок: Игар с содроганием вспомнил ночную дорогу, ущербную луну и светильники во всех окнах. Вслед за женщиной вышел бледный, опухший Глаб, вышел и прямо посреди двора стал на колени:
– Госпожа… Жизнь мою возьми… Что хочешь, что пожелаешь, все отдам, спасительница, спасибо тебе…
Подошла старшая хозяйка; в руке ее подрагивал увесистый мешочек:
– Госпожа, спасибо… Вот…
Повитуха спокойно приняла деньги, отсчитала с десяток монет, прочее с бесстрастным лицом вернула:
– Беру, сколько дело того просит. Прочее – не мне.
Хозяйка собралась было возразить – но встретилась с ней глазами и отступила, смущенная:
– Госпожа, плата – это одно… Это само собой. А что сделать тебе, чтобы… отблагодарить? Может, чего пожелаешь?..
Повитуха некоторое время молчала; Игар с удивлением рассматривал тонкие черные брови, мягкие губы, окруженные чуть заметным пушком, и темный клубок собранных на затылке волос. Лицо женщины, мирное и доброжелательное, казалось тем не менее землисто-серым – Игар с удивлением понял вдруг, что она еле держится на ногах. Едва стоит – но привычно высоко держит голову, победительница, осознающая свою победу, кудесница, гордая своим причастием к чуду, счастливая не меньше, а может быть, и больше этих измученных людей – но не подающая виду, спокойная и уверенная, и только взгляд…