В его голосе было отчаяние.
* * *
Гостиница «Фатинмер», не чета безымянному постоялому двору, выстроена была на городской манер, по-йолльски: на первом этаже просторное помещение для гостей попроще, две лестницы ведут наверх, внешняя и внутренняя, и на втором этаже «фрадуф» – комната для бесед. Я уселся в низкое деревянное кресло. Маг вскарабкался на длинноногий стул и тут же принялся раскачиваться взад-вперед, рискуя упасть.
Принесли закуску. Хозяйка гостиницы не показывалась, хотя раз или два я слышал с первого этажа ее властный голос.
– Что ты хотел сказать мне, мясоед? – я грыз дольку чеснока. Последний вкус жизни.
– Кто в этом поселке мог желать тебе смерти так сильно, что пошел ради этого на страшный риск? На двойное убийство?
– Раньше я сказал бы – никто… А теперь я не знаю.
Хлопнул, открываясь, люк, и по внутренней лестнице поднялась Горчица. В руках у нее исходило паром блюдо – деревянное, искусно вырезанное в виде подсолнуха, со множеством отделений. Семечки, орехи, белые и желтые каши, ломтики хлеба, горка соли – традиционный «хлебосол», которым встречали в Цветущей дорогих гостей.
Горчица молча поставила блюдо на столик между нами. Мы оба смотрели на нее – я снизу, Аррф сверху.
– Слуга прибежал от Крикуна, – сказала Горчица, ни к кому в особенности не обращаясь. – Интересуется Крикун, жив его постоялец или уже помер, и кто заплатит, и что с вещичками делать.
Я с запозданием понял, о ком она говорит. Хозяин безымянного постоялого двора с йолльской лицензией, приколоченной гвоздем к двери, прозывался Крикуном, оказывается.
– Пусть возьмет деньги в кошельке, – сказал я равнодушно. – А с вещичками… как знает. Может забрать себе.
– Пусть ни пальцем не тронет! – резко бросил маг. – До конца следствия – чтобы даже в комнату постояльца не входил!
– Мне-то что, – Горчица пожала плечами. И, выходя, снова посмотрела на меня – искоса.
Маг наклонился со своего стула, двумя пальцами, средним и указательным, подцепил орех с блюда. Положил на язык. Разжевал, не сводя с меня хмурого взгляда. Глаза у него были красные, как закат на ветреную погоду.
– Тебя совсем нельзя одолеть, да, веснар?
– Только если напасть внезапно. Сзади. Или во сне.
Он сцепил пальцы – кольцо слабо мерцало.
– Просто удивительно, как же Великий Йолль взял верх, – в его голосе звучала издевка.
– Каша стынет, – сказал я холодно. – Ешь, коли не хочешь умирать на голодный желудок.
* * *
– Ягода! – позвал мужчина.
В темном доме было пусто. Тяжелая дубовая мебель стояла на своих местах, в печке тлели угли. На столе остыла семикрупка – когда-то пышная каша на тарелке осела, подернулась пленкой, превратившись в неаппетитный блин.