Никто из них, однако, не окликал их, не требовал грамоту или подорожную, видимо, груженая повозка с двумя седоками, не привлекала ничьего внимания. Никому не было интересно, что они везут в лагерь их владычицы. Едет человек – значит надо ему, значит по делу. Или дозорная служба у Дьяволицы велась из рук вон плохо, или что более вероятно, ее воеводы уверились в своей силе настолько, что вообще не видят в ней нужды.
Владислав оглянулся на обтянутый кожей сундук.
«Еще протухнет до срока» – подумал он некстати, и вдруг расхохотался.
Матвей испуганно подскочил на месте.
– Ничего, брат Матвей, это я так, вспомнил кое-что, – поспешил успокоить Владислав подозрительно глядевшего на него витязя.
В глубине души он понимал, что это прорвалось в нем напряженное ожидание конца. Но еще пугало другое. Что если Сатана приготовил ловушку под самый конец, чтобы мучительней было поражение? Владислав утер пот, выступивший на лбу при этой мысли. Будь что будет, они сделали что могли.
Матвей тоже чувствовал себя из рук вон плохо. Он явственно ощущал давящее присутствие чего-то непонятного, бесконечно чужого и чуждого окружающему миру. Нет, не злоба, не угроза, но какая-то равнодушная мощь.
Это было гораздо сильнее, чем тогда, у могилы… Нечто потустороннее, нечеловеческое было как бы разлито в окружающем воздухе. То, от чего отталкивалась всеми силами душа Матвея, но что, как будто даже, не было лишено и притягательных сторон.
Это и впрямь нельзя было сравнить ни с чем, и даже внятно описать. Но вместе с тем это и не было нечто совсем уж незнакомое… Как будто он встретился с чем-то давно забытым и теперь мучительно пытался вспомнить.
Стараясь отогнать нарастающую тяжесть, он принялся оглядывать пейзаж по обе стороны дороги. Уже убранные поля, обширные пустоши, далекое марево на самом горизонте.
– Ты тоже чуешь? – хрипло каркнул вдруг дотоле молчавший Владислав, и Матвей поразился – таким спокойным, равнодушным был его голос. – Ничего, скоро уже все… – он оборвал фразу, и подобие улыбки появилось на его изуродованном лице.
Матвей опять, в который раз, с тревогой подумал – настолько ли сильным окажется его колдовство, и в который раз попросил за него у Бога прощения. Несколько часов назад, в придорожной рощице он совершил его, начертав углем на гранях сундука символы, и произнеся слова. Оставалось завершить обряд, произнеся одно единственное слово, которое он избегал произносить даже вслух. Полузапретное имя Бога, которое, как упомянул Карел, по убеждению каббалистов, будучи правильно произнесенным, или в сочетании с магическими фигурами, может двигать горные хребты и сотрясать землю.