К городским стенам жались предместья – Сен-Жермен, Сен-Антуан и еще дюжина. Иные из них сами были подобны городам, включавшим в себя множество аббатств, дворянских особняков; с пышными ярмарками и знаменитой далеко за рубежами Франции Монфоконской виселицей.
На противоположном берегу Сены в рассеивающемся утреннем тумане виднелись башни университетского квартала с его четырьмя десятками коллежей, в которых проживали и учились студенты из всех христианских земель.
Город, насчитывавший больше трехсот тысяч жителей, совсем не изменился за четыре года отсутствия де Граммона. Он жил своей обычной жизнью. Простолюдины много работали, отдыхая – изрядно пили, а напившись – зло дрались. Парни и девушки женились и выходили замуж, а частенько не дожидались благословения кюре, дабы исполнить библейскую заповедь – плодиться и размножаться. Вельможи пытались заниматься государственными делами, а купцы подсчитывали барыши, в Университете доктора и профессора были заняты учеными спорами. В своих лабораториях алхимики пытались сварить золото, а ночной люд добывал сей металл куда более действенными и простыми способами.
На улицах столицы величайшего из христианских королевств можно было встретить гостей буквально изо всех концов земли, даже путешественников из таинственной Гренландии и Новгорода.
Крестьяне в изобилии доставляли на городские торжища съестные припасы-яйца, сыр, молоко; во всю действовал знаменитый свиной рынок. В дорогих мясных лавках любители свежей дичи могли купить в любом количестве ланей, косуль, перепелов и фазанов. В рыбных рядах глаз радовали осетры, форель, большие зеркальные карпы, устрицы, замечательные провансальские омары и не слишком уступавшие им в размерах речные раки. Виноторговцы по – прежнему могли предложить удовлетворяющие самый тонкий и взыскательный вкус вина со всего света – кипрские, греческие, арагонские, итальянские, рейнские, не говоря уже о девяноста восьми сортах французских. Зеленщики предлагали тимьян, майоран, драгоценные кардамон и мускатный орех, заморские финики и миндаль, шедший на вес золота перец.
В галантерейных лавках продавались ковры из Сирии и Персии – гератские, тебризские, мешхедские, в ворсе которых нога утопала по щиколотку, ковры с Кипра и из Византии, необыкновенные шелковые ковры из лежащего где-то на краю света Китая. Тут же лежали меха – от бесценных русских и татарских соболей и горностаев, до кошачьих шкурок для бедняков, обладательницы которых еще недавно с мяуканьем шныряли под ногами прохожих на столичных улицах.