Пуля попала ему в голень. Гоша покатился вниз по лестнице, но пистолет не упустил и даже ухитрился засечь стрелка. Плюхнувшись на кучу мусора, он утонул в облаке пыли, мела и извести и застыл, не шевелясь. Боли не было, но ноги Гоша не чувствовал. Очень хотелось посмотреть, цела ли кость, но нельзя. Гоша знал: стрелявший сейчас ждет. Он знает, что попал. Возможно даже знает куда. Но не знает, в каком состоянии раненый. Значит, побережется.
Пыльное облако осело. Гоша лежал неподвижно. Он слышал, как тот, что оставался наверху, медленно спускается вниз. Правую руку с пистолетом Гоша держал на виду. И не шевельнулся, когда подстреливший его вышел из-за угла и, держа оружие наготове, двинулся к Терминатору.
– Серый, как? – крикнул тот, что сверху.
– Я его достал,– напряженно ответил Серый, не сводя глаз с припорошенного пылью лица Гоши.
Тот, что сверху, бойко посыпал вниз.
– Ну ты молоток! – обрадованно гаркнул он.
Из-под прикрытых век Гоша видел силуэт нижнего. Второго он не видел, но точно знал, где он. Правая рука Терминатора – на отлете. Но левой он стрелял не хуже. А в левой у него был ПМ.
Выстрел навскидку – и ближайший враг отлетел назад. Поворот, выстрел во второго… и – промах. Пыль, осевшая на ресницах, припорошила глаза. Враг на лестнице второго шанса ему не дал. Пули пробили грудь и живот Терминатора, опрокинули его на бок. Последнее, что увидел Гоша: окровавленная штанина и нога, согнутая под немыслимым углом.
«Все равно криздец»,– подумал Гоша-Терминатор.
И эта мысль была последней.
Вот и все, что мог сообщить Хирург о судьбе Валериных товарищей. Васильев не знал, радоваться или горевать. Видно, и то и другое. Друзья, только-только обретенные,– и потерянные… Такая беда! Но хуже, если б живыми их взяли. А так… «Путь воина – путь к смерти»,– говаривал Монплезир. Перед девочками бахвалился. Теперь уже не скажет.
Троих нет. Пашку прихватили в зале. Но уже другая шайка. Кто остается? Петренко, Шиза, Юра. Трое. И сэнсэй. Никогда еще Васильев не осознавал так остро, какая маленькая у них команда. Была.
А стала еще меньше. Господи! Пусть хоть кто-нибудь уцелеет!
Дикое чувство обиды. Так хорошо все было, так здорово…
Можно триста раз повторить слова Петренки о том, что человек с пистолетом должен быть готов не только убивать, но и быть убитым… Да что толку. Легче от этого не станет.
Хирург глядел на Валерия снизу вверх, с опаской. Естественно. Должок на бывшем фельдшере изрядный. А жить хочется. Причем с полным комплектом органов.
Васильев испытал мимолетное удовлетворение: вот так, дорогой. Больше ты пальцев гнуть не будешь. Хотя надо отдать соседушке должное – он не сломался. Только пошел на некоторые уступки. Ничего, коготок увяз – всей птичке каюк. А пока пусть поет…