Львица нетерпеливо рявкнула и, отойдя в сторону, стала подкрадываться к человеку сбоку. Она не столько охотилась, сколько играла, но лев не мог этого допустить. Право первым отведать сладкого мяса принадлежало ему.
Когда лев поднялся, Фаргал понял, что время его жизни подходит к концу. И сделал шаг вперед. Смерть – это только смерть.
«Таймат!– мысленно воззвал он.– Прощай, любимая!»
Больше они не увидятся. Богам не интересны тени.
Рыжее тело хищника напряглось, зрачки сузились.
«Сейчас прыгнет»,– подумал Фаргал, согнул колени и… лев прыгнул!
Холодный огонь вспыхнул в груди Фаргала. Он метнулся в сторону – едва не опоздал. Львиные когти чиркнули по его груди, но хищник промахнулся! Затормозив – выпрямленные лапы вспахали песок,– хищник обескураженно поглядел на львицу. Та зарычала.
Толпа на трибунах взревела, и лев, которого уже обуяла ярость, заревел в ответ. Львиный рык, низкий, страшный даже здесь, где между людьми и хищником – железные прутья,– прокатился над Ареной и заставил притихнуть распалившихся зрителей.
Но Фаргала он только подстегнул.
– Сражайся!
Лев снова припал к земле. И эгерини не стал ждать, пока хищник бросится на него. Он прыгнул сам!
Лев, вскинувшись на задние лапы, огромный, в полтора раза выше человека, попытался поймать эгерини в воздухе, но промахнулся. Лев был слишком тяжел и медлителен. Он родился здесь, в человеческом городе, и никогда не охотился по-настоящему. В нем слишком мало осталось от настоящего дикого зверя.
Пальцы Фаргала вцепились в жесткую грязную шерсть на затылке хищника, тело эгерини перевернулось в воздухе (трибуны выли, свистели, визжали, как целая сотня демонов), колени ударили в львиную спину, и хищник, потеряв равновесие, опрокинулся навзничь, придавив Фаргала к земле. Но руки Фаргала сдавили шею хищника, и эгерини знал, что уже не отпустит ее. Никогда.
Изогнувшись, лев вонзил когти в бедро человека. Человек не почувствовал боли, только всесокрушающую ярость…
Трибуны обезумели. Человек и зверь с рычанием катались по Арене, кровь обагряла песок…
– Хар-ра! – заревел Фаргал, и его клич ничем не уступал львиному реву.– Хар-ра!
Лев захрипел. Руки Фаргала сдавливали горло хищника, как стальная цепь. Запах грязной львиной шкуры и запах собственной крови пьянил эгерини.
– Сражайся!
Ужас пришел на Арену. Львица с жалобным мяуканьем кинулась обратно в клетку и забилась в угол, скалясь и прижимая уши.
– Хар-ра!
Длинное тело хищника еще дергалось, лапы разбрасывали песок, но глаза уже начали стекленеть, потому что увидели смерть и приняли ее.