Слезы текли по щекам. Ругай воткнул факел в держалку, вынул меч, упер в живот, под кольчугу, и резко ничком упал. Рукоять звонко стукнула о камень. Ругай вскрикнул сдавленно, дернулся, скрючился и затих.
Князь долго смотрел на него, потом вздохнул, вложил собственный меч в ножны и полез наверх. Он не мог, как Ругай. У него – Земля. И второй сын, которому всего одиннадцать зим. Он, князь, еще поживет…
Бурый спешил. Обиталище нелюдя, лисья нора, мудреная, со схоронками и отнорками. Токмо не в лисий рост, а в великаний. В его, Бурого, рост. Тяжко топоча, катил он по утоптанному подхолмию. Яростный вызывающий рык клокотал в горле. А в ответ стонали и выли тысячи схваченных душ. Дрожала земля, шатались глинистые стены. Пелены поднимались – и рвались взмахом могучей длани. Бурый спешил. Так голодный зверь спешит на запах крови. Нет – по следу соперника, преступившего границу. И соперник не замедлил.
Корни выметнулись из земли и оплели ноги Бурого, серебряная стрела ударила в широкую грудь… и сломалась.
От гневного рева лопнули живые путы. Бросок: соперник, гибкая молниеносная фурия, вывернулся, ударил белым огнем. Бурый взвыл, но не отшатнулся. Сгреб, сдавил, подмял под себя… и выдавил.
Чужинец оказался махонький, невзрачный и черный, как головешка. Качался в воздухе, будто дым. Бурый замер на мгновение, пораженный увиденным, опомнился и с сипом втянул головешку в себя.
Нестерпимый звук наполнил его: стоны и визг, мольбы и проклятия. Огромная властная сила. Но сам звук раздражал Бурого.
«Молчать!» – приказал он.
И наступила Тишина.
Бурый отверз очи, и свет угас. Вокруг жила тьма. Подземная тьма.
И тьма принесла с собой новое Имя.
Морри.
* * *
Моторизованная кавалькада въехала в поселок на закате, сразу наполнив его громом, ревом и треском.
Участковый Сидорыч, чей вечерний покой после принятой стопочки был так бестактно нарушен, по долгу службы выглянул в окошко и решил от активных действий воздержаться. В связи с явным численным превосходством противника.
А ревущие мотоциклы все ехали и ехали, расплескивая поселковую грязь. Время от времени в рев и рык врывалась звонкая деревянная трель. Железной палкой по забору.
Улочка перед домом Стежня вмиг заполнилась. Двигатели ревели вхолостую, едкая гарь, ничуть не похожая на печной дымок, отравила воздух.
Стежнев сосед, движимый праведным гневом, высунулся было из дверей с двустволкой наперевес, но, оценив, как играет закатный луч на вороненом стволе автомата, ретировался в сени.
Стежню отступать было некуда.
– Влетели,– констатировал он.– Хотел бы я знать, чем я байкерам-то не угодил?