Игоев застегнул рубаху, пригладил мокрые волосы. Утро было холодным, но после колодезной воды осенний ветерок только увеличивал удовольствие.
– Кормить меня будешь? – осведомился Кирилл.– Или на диету посадишь?
– Сядешь,– ухмыльнулся Стежень.– Если повезет, на диету, если не повезет…
– Оптимист! – изрек Игоев.– Пойду пошарю у тебя в холодильнике. Может, удастся что-нибудь сварганить.
– Нет уж! – возразил Стежень.– Я сам. Знаю вас, городских. Только продукты испортишь!
Два всадника гуськом ехали по лесной тропе. Ехали, то и дело нагибаясь, чтобы не задеть головами обвисшие еловые ветки. Мохнатые, с широкими крупами и большими головами лошадки бежали вялой рысью и, кабы не понукания всадников, давно перешли бы на шаг.
На обоих – панцыри поверх грубых рубах, шеломы сняты с голов и приторочены к седлам. Налучи да колчаны – из хорошей кожи, ножны широких мечей обложены хоть и потертым, но бархатом. Слишком хороши для «лесных озорников». Но рожи у обоих таковы, что сразу ясно: подвернись случай ободрать кого – обдерут. Да и душу еще отымут, чтоб не болтал.
Тропа вывела на запущенную вырубку с покосившейся избенкой посередине. Всадники спешились, бросили поводья наземь и не без опаски приблизились к избушке. Со стороны могло показаться – недоброе замышляют. Однако на сей раз было не так. Воев[4] мучил страх.
Тот, что порешительней, первым ступил на вросшее в землю крыльцо, несильно стукнул кулаком в черные дверные доски.
Из избенки – ни звука.
Решительный плюнул через плечо, соединил пальцы оберегом и толкнул дверь. Та, заскрипев, поворотилась на единственной петле, открывая темное нутро избы.
– Колдун, а колдун… – робко позвал воин, не решаясь войти.
– Чего надо?
Первый так и подпрыгнул на месте, второй дернулся, по привычке ухватился за меч…
Колдун, набычась, стоял позади, в пяти шагах. Как из-под земли выскочил…
– Ну? – проворчал он, хмуро глядя на воев из-под спутанного чуба.
Был ведьмак не оружен, один только короткий засапожник[5] с темляком из желтой кожи.
– Такое дело, слышь… – пробормотал первый.– Новый этот, у нас, слышь, урод-то…
Он заметно трусил и старательно глядел в сторону, чтобы случаем не глянуть в пронзительные, в красных прожилках очи колдуна.
– Слышь, пособи, а?
– Быть не может! – Речь ведьмака как бы накрыла бормотание дружинника.
Но тот лишь виновато развел руками.
Колдун ощерился. Во рту его недоставало передних зубов, но говорил он ясно, без шепелявости:
– Значит, трогал кто. Так?
– Косаня, дурень пустоголовый, рукой се пособил… – глядя в траву, промямлил воин.– Ругай сказал: помоги. Заплатим, слышь, по чести…