И я принялся писать, поставив своей целью – написать рассказ страничек на тридцать. Замахнуться на большее у меня не было смелости.
Наверное, легко объяснимо то, что я, ещё в пятом классе начавший мечтать о космических полётах, в своём первом фантастическом опусе отправил героев именно в такой полёт. Вероятно, то был путь наименьшего сопротивления. Я утешал себя тем, что в ранних книгах мастеров – и Лема, и Стругацких, в «Астронавтах» и «Стране багровых туч» герои тоже летели к планетам – и тоже в пределах Солнечной системы. Писал я главным образом в своём секретарском закутке, задерживаясь по вечерам. Писал от руки на оборотной стороне больших листов с журнальной вёрсткой.
Работая, я понемногу начал понимать, на что я совершенно не способен: составлять планы, заранее представлять, что именно я хочу написать. Заканчивая очередную страницу, я не знал, что случится на следующей. Содержание возникало как бы само собой. Иногда, написав несколько страниц, я вдруг понимал (как будто кто-то подсказывал в этот миг), что проскочил тот перекрёсток, где нужно было свернуть, чтобы действие продолжалось по нарастающей, а не начинало замедляться, потихоньку спускаясь вниз. Лишние страницы летели в корзину, я возвращался назад и двигался в новом направлении.
Я поначалу считал это своим недостатком, старался всё представить себе заранее, как делало это большинство моих знакомых писателей; упрямо составлял планы – и все они с завидной последовательностью не выполнялись. Пришлось признать, что только так я и могу писать, импровизируя. Возможно, думал я, так и должна возникать фантастика: писатели, о которых я говорил, были реалистами, бытописателями и искренне удивлялись тому, что книгу можно выдумать, сочинить с начала до конца. Их сюжеты приходили из жизни, у них работала в первую очередь наблюдательность, а не фантазия. Однако же, думал я, не зря же в России в былые времена писатель назывался сочинителем…
Так я работаю и по сей день: более или менее точно знаю, что хочу сказать следующей книгой, но представление о том, как я это сделаю, в какие образы и сцены преобразуется эта мысль, остаётся самым туманным, а часто такого представления вовсе и не бывает. Но если написалось начало (пусть оно потом даже окажется лишним), текст начнёт развиваться как бы сам собой, словно программа саморазвития заложена в него изначально, как в семечко – программа дерева. И тут, наверное, основным правилом автора должно быть, как и врача: «Не навреди». Если же пойдёшь за планом, пришедшим от рассудка, а не от подсознательного ощущения, пойдёшь «наперекор стихиям», то младенец родится, чего доброго, с деформированными членами и долго не проживёт.