Дело было проведено чисто, и Стуколин вздохнул с облегчением. Он был готов к возможным сбоям в намеченной программе перехвата и теперь радовался, что ни одного сбоя таки не произошло. А Женя так просто был счастлив, примеряя кожаную натовскую куртку.
Перед тем, как попрощаться, Стриженый протянул Стуколину пухлый конверт.
– Это ваша доля, – пояснил он. – Не беспокойся, там зелёные.
Стуколин закашлялся. Он не думал, что к грузовику всяческого добра приложатся ещё и деньги.
– Спасибо, – поблагодарил он, принимая конверт. – Хотя я… и другие… в общем… не ради денег… – он смешался.
– Мы – не государство, – проникновенно сказал Стриженый. – У нас принцип такой: сделал дело – получи гонорар…
(Таллин, апрель 1994 года)
Иван Иванович Иванов считал, что его родители перемудрили, придумывая ему ФИО. Звучит слишком уж нейтрально, а это может привлечь внимание.
Разумеется, настоящие фамилия-имя-отчество Ивана Ивановича были совсем другими. Он сменил их не по своей воле, а по требованию далёкой Родины, ради свободы и процветания которой он жил и воевал последние шесть лет.
До того, как Родина призвала его, Иван Иванович жил в городе Таллине и занимался морскими контрабандистами. Он был неплохим таможенником, и начальство его ценило. Жизнь Ивана Ивановича была расписана на много лет вперёд: карьерный рост, увеличение зарплаты, переезд из общежития в отдельную квартиру где-нибудь на тихой окраине Таллина, в перспективе – покупка «жигулей» и, может быть, дачного участка.
Если честно, то на Родину Ивана Ивановича не тянуло. Он получил европейское образование, привык жить в настоящем европейском городе, не держался за «землячества», ему нравились эстонцы – спокойные, рассудительные, без всех этих характерных для многих кавказских народов «заморочек», связанных с понятием «кровные узы». Он уже подыскивал себе пару – желательно, эстонку, – проигнорировав многочисленные письма старенькой мамы, убеждавшей его заехать на месяцок и выбрать невесту из местных, породнившись с каким-нибудь из многочисленных дружественных кланов. Иван Иванович лишь презрительно фыркал, но в ответ писал, что рад бы, только вот серьёзные дела так быстро не делаются, а начальство таможни большого отпуска не даст… Его не тянуло на Родину, но и портить отношения с «землячеством» он не хотел – те могли наделать проблем.
С началом эпохи Перестройки и нового мышления всё пошло наперекосяк. Эстонцы как-то очень быстро растеряли своё спокойствие и рассудительность, а Иван Иванович неожиданно для самого себя стал «иностранцем» и «оккупантом». То, что он прекрасно говорил по-эстонски, а к русским по крови имел отношения меньше, чем австралийский абориген, не имело никакого значения – он стал чужаком, а после быстрых кадровых перестановок в таможенном управлении – ещё и безработным.