– Молчать! – взвизгнул дядя Герман, звякнув шпорами. – Ты знаешь, кто я?
– Да откуда? Я вас в первый раз вижу, мужчина! И вообще, нечего меня запугивать! Я твоему банку денег не должна! – фыркнула Пипа.
Регалии Повелителя вампиров и общественная значимость Дурнева не производили на нее впечатления. Она привыкла помыкать папулей с младенчества, когда бесцеремонно пыталась отпилить ему голову штырьком от погремушки и вытирала испачканные мороженым руки о брюки его делового костюма.
– ЧТО? Да как ты смеешь? – взвыл дядя Герман, становясь из лилового багровым, а из багрового синим.
– А ты как смеешь меня не пускать! Я хочу, хочу, хочу там учиться!.. Хочу и буду!
– Как хочешь, так и перехочешь! – категорично заявил дядя Герман.
Быстро взглянув на папулю, Пипа поняла, что упрямством ничего не добьется, и решила сменить тактику. Она театрально осела на пол и заплакала слезами, холодными и жирными, как вчерашний куриный бульон.
– А-а-а! Папуська, ну пожалуйста! Я умоляю! Посмотри, как мне здесь плохо! Я тебя умоляю, дорогой папуська, не разбивай мне жи-и-изнь, а-а-а! Или я вам ваши жизни сама поразбива-аю-ю-ю!..
Дядя Герман, еще мгновение назад клокотавший, как чайник, осекся. В груди у него зашевелились червячки сомнения. Он испытал даже угрызения совести.
– Это почему же тебе здесь плохо? – подозрительно спросил он. – А вот плакать перестань! Сколько можно? У меня, милая, все эти слезы во где сидят!.. Думаешь, я поддамся?..
«Поддашься как миленький!» – подумала Пипа и зарыдала вдвое громче. Это был захлебывающийся, визгливый, бьющий по ушам, терзающий нервы плач – секретное оружие Пипы. Мебель подпрыгивала, люстра раскачивалась. Дядя Герман схватился за уши. Генерал Котлеткин за стеной потянулся к сейфу, где у него был спрятан именной пистолет. Ему хотелось застрелиться.
А тут Пипа поглубже вдохнула и еще поднажала.
Бедный дядя Герман! Он никак не мог усвоить, что, когда его дочурка куда-то рвалась или чего-то требовала, мудрее было уступить. Интуитивная магия есть интуитивная магия. У Пипы же она была уникальна, пробуждаясь, как вулкан, в минуты гнева.
Пипа рыдала, с каждой новой трелью с торжеством убеждаясь, что полетит в Тибидохс. Три часа назад ей было доставлено приглашение из школы магии – приглашение, затейливо, с росчерками подписанное академиком Сарданапалом, и теперь она, умело чередуя кнут и пряник, обрабатывала своего упрямившегося папочку.
Поклеп Поклепыч, лично прилетевший за Пипой, сидел у Дурневых на кухне, пил кофе (который старомодно называл «кофий») и с неодобрением смотрел телевизор. Ни новости, ни фильмы ему не нравились. Буркнув что-то про глупых лопухоидов, Поклеп принялся щелкать пультом. Внезапно он заморгал, надул щеки и жадно уставился на экран. Он попал на показ новой коллекции купальников, как нельзя более своевременный, учитывая, что на дворе был январь. Если бы Поклепа в эту минуту увидела его Милюля, то точно выцарапала бы ему глаза от ревности. Когда показ купальников завершился, суровый завуч волшебной школы потряс головой, отгоняя наваждение.