Таня вспомнила, как однажды, курсе на четвертом, она позвала Ваньку и Ягуна на манную кашу. Они пришли и расселись важные, будто их пригласили в дорогой ресторан, ожидая, пока каша, поставленная на одноконфорочную плитку с газовым баллоном (обалдеть: настоящая лопухоидная дачная плитка!) закипит. Переливая готовую кашу в тарелки, Таня сделала это так «ловко», что вся каша оказалась у Ягуна на коленях.
Играющий комментатор повел себя как джентльмен. Он остудил кашу заклинанием, попросил Таню не смущаться и заверил, что вполне может доесть кашу прямо с брюк. А какое лицо стало у Ваньки!
Таня засмеялась. Сколько замечательных воспоминаний, с которыми так или иначе связан Ванька! В сущности, лучшая арифметическая треть ее жизни прошла в Тибидохсе с ним рядом. И он всегда оказывался с ней – надежный милый Ванька. Таня испытывала к Валялкину сумасшедшую нежность, такую огромную, что едва могла сдерживать ее.
– Ты помнишь, у тебя была желтая майка? Ты не расставался с ней ни днем, ни ночью и даже стирал ее прямо на себе – заклинанием, – спросила Таня.
Ванька задумчиво кивнул.
– Я был смешной, – сказал он.
– Ты был милый! Ужасно милый! Колючий, задиристый, вечно растрепанный, но одновременно чудовищно свой… такой весь ванистый…
Валялкин усмехнулся. Заметно было, что он обрадован, хотя то, каким сохранила его Танина память, его не слишком воодушевило.
– Вообще-то у меня есть кое-кто, кто подпалит сырые дрова в одну секунду. Но мне пока не очень хочется его будить, – сказал он.
– Кто? – спросила Таня ревниво.
Она ощутила, что это и есть Ванькина тайна, которую она угадывала в каждом письме. Тайна эта скрывалась где-то между строк и посмеивалась оттуда, неуловимая и хитрая, как улыбка в васильковых глазах Валялкина.
Ванька поднес палец к губам и показал на большой медный котел, стоявший в углу на лавке. Таня приблизилась. В котле кто-то вкусно посапывал.
– Осторожно! Не наклоняйся! – предупредил Ванька.
– Почему?
– Посмотри на мои брови и ресницы! – сказал Ванька.
Таня посмотрела.
– Их нет! – сказала она.
– Он их сжег. У меня теперь всегда наготове банка с упырьей желчью, – подтвердил Ванька.
Таня подошла к котлу. На дне, свернувшись, как могут сворачиваться только ящерицы, спал молодой салатово-зеленый дракон с острым гребнем. Самый маленький дракон, которого Тане когда-либо приходилось видеть. Размером меньше кошки, а еще точнее, если измерять все в тех же кошках – с двухмесячного котенка. Ноздри у него были резные, в форме запятой – классические драконьи ноздри. Когда дракон выдыхал, в глубине возникали крошечные алые точки, похожие на разгоравшиеся угли.