– Да ты че, братан, я тебе че, немецко-фашистский оккупант, чтоб тебя в плен брать? Побазарили и разошлись, все пучком!
– Ну, коли братом меня зовешь, – обрадовался Ломонос, – и я тебя буду братом звать. Токмо имя тебе надо придумать громкое да знатное, чтоб по всему честному миру слышали. А то – Вадим, что Вадим, какой Вадим?
– Пусть зовется Злой Бодун! – раскатисто пробасил Буй-Тур, опуская руку на плечо свежеобретенного побратима. – Эк он тебя в грудину-то боднул!
И начались объятия, распитие очередного жбана медовухи, непременное «Ты меня уважаешь?», «Да я тобой просто горжусь!». И разговоры о деяниях и походах, которые я пытался превратить в опрос свидетелей, но с довольно малым успехом.
Уезжали мы поутру, в час, когда из табуна коней, представлявшихся нашему взору вечером, остались только наиболее яркие представители быстроногого племени. Утешив себя мыслью, что в любой момент смогу вызвать витязей для более тщательного допроса, я отпустил их дальше нести службу, предварительно взяв подписку о невыезде, которую они долго крутили в руках, пытаясь понять, в чем суть этой затеи. Потом, поверив словам нового побратима, смирились и поставили под распиской два отпечатка больших, весьма больших пальцев и аккуратную шестилучевую сквозную звездочку – личный значок Лазаря Раввиновича.
В пределах Груси мы могли не сдерживать бойкий шаг коней и теперь мчались во весь опор, спеша наверстать упущенное Немилосердно припекавшее светило заставляло то и дело задирать голову вверх, точно умоляя уменьшить пыл и выискивая, нет ли в небесной лазури хоть небольшой тучки или, скажем, облачка.
– Делли, – тоскливо глядя на фею, взвыл Вадим, утирая лицо краем плаща. – А нельзя чисто с погодой что-нибудь сделать? А то я в этом скафандре, пока до вашей столицы доеду, буду ну типа та снегурка после мартеновской печи.
– Погоди, – оборвала его жалобные излияния наша спутница. Она вперила взор чуть в сторону от солнца. – Меня во-он та птичка интересует.
– Да что в ней интересного? – муторно поглядев на объект наблюдения феи, спросил витязь по прозванию Злой Бодун. – Голубь как голубь. Хочешь, – Ратников потянулся за своим, уже знаменитым копьем, – сейчас гриль из него забабахаем. На всех, конечно, маловато, но тут уж – конкретно чё есть…
– Погоди ты с едой! – рассердилась фея. – Эта птица летит вровень с нами с самого утра. Причем в том же направлении, прямехонько к столице. И мне почему-то очень кажется, что этот голубок почтовый.
Глава 7. Сказ о том, что написано пером
Мелкая белая птаха деловито махала крыльями, сокращая расстояние из неведомой нам точки А в неведомую точку Б. Мы, задрав головы, глядели на этот усердный комок перьев, сосредоточенно пытаясь сообразить, является ли он заурядным рейсовым письмоносцем, скажем, между Елдин-градом и Торцом Белокаменным, летит ли сия птичка божия по своим орнитологическим делам, или же это спецкурьер, имеющий непосредственное отношение к визиту иномирных гостей.