Перед этим матросы притащили капитану дорингера легкое плетеное кресло, и теперь он сидел возле штурвала, любуясь происходящим.
– Вот зрелище! – довольным голосом произнес метис, поднимаясь на ноги. – В который раз вижу это – не могу налюбоваться! Думали, из-за траура по королеве корабли Суладара не выйдут в море, не станут патрулировать северные берега? – Он помолчал, скользя взглядом по белым и светло-коричневым лицам пленников. – Правильно думали! Морская стража вместе со всеми честными суладарцами скорбит по старухе, но нам до нее дела нет.
– Траур? – очень тихо сказал Гана, не обращаясь ни к кому конкретно. – Королева мертва?
– Убита, – подтвердил тот же старый матрос. – Не знал, малец? Ее убил какой-то преторианец. Траур продлится месяц… – Он замолчал, когда взгляд капитана остановился на нем. Метис сделал два быстрых шага, взмахнув зажатой в руке плетью, ткнул рукоятью в лицо матроса. Из носа брызнула кровь, старик склонил голову и замер.
– Плыть нам несколько дней, – повторил капитан, стоя на Тулагой. – Всю дорогу будете молчать, как мертвые. Иначе вправду станете ими. Чтоб ни звука из-под палубы, ясно это? Кто хоть слово скажет – сразу за борт.
* * *
Траурные одеяния не нравились Гельте де Алие: она полагала, что черный цвет хорошо контрастирует с ее волосами, но вот к цвету кожи совершенно не идет. К тому же надетое сейчас на принцессе платье скрывало очертания фигуры и делало ноги короче – это Гельта увидела со всей ясностью, когда рассматривала себя в зеркале. Впрочем, если сидишь в кресле, длина ног в любом случае не слишком заметна…
Зато ожерелье из серапионовых глаз смотрелось на черном фоне восхитительно. Если бы еще в этом платье не было так жарко… Гельта уже несколько раз доставала из пышного рукава кружевной платок, изящным жестом промокала лоб и прятала обратно. Ее почти не обучали церемониям и этикету; в Большом Эрзаце, чей повелитель являлся скорее практичным хозяйственником и политиком, чем королем, монархом, подобные церемонии не были приняты. Впрочем, принцесса обладала природной грацией и умением выглядеть, во-первых, изящно, во-вторых, естественно в любой обстановке. Она без всяких объяснений, чутьем воспринимала незнакомые правила поведения, и потому сидящий справа Экуни Рон Суладарский, некоторое время назад осознавший эту способность невесты, не волновался, что Гельта будет выглядеть вульгарно или совершит какую-нибудь глупость. Невеста… да, они оставались женихом и невестой, и Рон все еще ни разу даже не поцеловал ее. Свадьба отложена на месяц, до окончания траура, – что ж, он подождет.