Когда с едой было покончено, Молчун негромко хлопнул себя по плоскому смуглому животу, привстал и скользнул вдоль стены дальше по туннелю. Из глубины его слышались голоса.
Они преодолели небольшое расстояние, увидели впереди развалины домика и груду камней там, где одна из стен обвалилась. За камнями стояла пара хижин, дальше было начало очередной штольни, где трудилась другая группа рабов. Фавн Сив привстал, но тут же рухнул на камни и замер. Тулага с Кахулкой сделали то же самое. Шум в туннеле усилился, донесся звук быстрых шагов. Показался бегущий раб, за которым мчались, подвывая, трое размахивающих копьями надсмотрщиков. Как только они исчезли из виду, спереди прозвучал вопль, будто кого-то резали заживо, – впрочем, быстро сменившийся гомоном голосов, стуком и другими звуками.
– Что такое гон? – повторил Гана, поворачивая голову к лежащему рядом Кахулке.
– Дух Марлоки здесь… – Туземец прижал ладонь ко лбу. – Все сильне, сильне… Наполнять башку, тогда люда злеть сильно. Надо сбросить, понима?
– Нет, – ответил Гана. – Не понимаю.
– Ну… – Кахулка замолчал, когда еще один раб выскочил из-за поворота. Не успел он сделать и нескольких шагов, как сзади прилетел багор на веревке. Он вонзился в спину человека с такой силой, что наконечник выскочил из груди. Когда беглец упал, веревка натянулась – кто-то, держащийся за другой ее конец, стал рывками утягивать раба обратно.
Тулага сказал:
– Они убивают часть рабов, а потом все становится по-старому?
– Так, да. Дрожало их наполнять, потом – пфух-х-х… – Кахулка сначала надул щеки, а после выдохнул. – Гон начинаться, слуги Змея рабский люд убивать или калечить – бить их, царапать, резать – и потом опять хорошо им, опять как прежде…
– Если бы надсмотрщики этого не делали, то становились бы безкуни гораздо быстрее, – понял Тулага.
Судя по крикам, насилие в глубине туннеля продолжалось; рабов выволакивали из штолен и избивали, а тех, кто пытался сопротивляться или сбежать, приканчивали.
Наконец Молчун оглянулся на них, несколько раз быстро кивнул и скользнул к обвалу. Он прополз между валунами, то и дело вытягивая шею и поглядывая на хижины, на скачущие в неровном свете ламп уродливые тени; стал подниматься по завалу в сторону стены, от которой и откололись камни, – неровной, покрытой выщерблинами и горбами. С вершины дальше двигаться было просто некуда, и Тулага вопросительно покосился на Кахулку, но тот ткнул рукой в сторону удаляющегося Молчуна и решительно пополз следом.
Вскоре выяснилось, что обвал уничтожил одну из хижин: между камней торчали щепки, сломанные доски и солома. Дальше виднелось пустое пространство, углубление, окруженное стенками из камней и озаренное светом большого, ссохшегося и потемневшего от старости кисляка. Дно было когда-то полом хижины – теперь там лежали расплющенные, измочаленные вязанки. Молчун уже сидел на корточках, поджидая спутников, и когда те слезли к нему, отодвинул в сторону одну из вязанок.