Игры богов (Золотько) - страница 148

Один из стражников зевнул. Ночь была длинная и скучная.


Замечательная была ночь, если вдуматься. Рыбаки гуляли уже вторые сутки и не собирались прекращать это приятное занятие. Не каждый день выпадает почувствовать себя героем. Далеко не каждый. «Клоаку» еще не отстроили, так что гуляли в доме у Щуки. Идею гулять именно там подсказал Зануда, а Младший щедро предложил оплатить угощение и музыкантов. «Ну и ладно, – подумал Щука. – Пусть жена видит, какие у него, Щуки, друзья».

Жена, раззявившая по привычке пасть, по этой пасти схлопотала походя и заткнулась.

– И чтобы у меня! – пригрозил Щука. – Я т-те!..

Рыбаки довольно заржали. И Щукина жена решила подождать до конца праздника. Потом выясним, без свидетелей, кто хозяин в этом доме. Тем более что Зануда успел пошептаться с хозяйкой дома еще в первый вечер. После этого она нет-нет да и бросала быстрые взгляды в сторону Младшего. А Младший наливал вино Щуке и время от времени произносил тосты за друга, за его дом и за его жену.

«Сон был в руку, – подумала Щукина жена. – Такой симпатичный мальчик…» И с таким замечательным вкусом – понял, что не эти расфуфыренные потаскухи из Верхнего города, а такие, как она, по видавшая виды женщина, могут доставить радость мужчине. И кстати, гораздо дешевле, сверкнуло в голове. Богатенький мальчик.

А Щука был счастлив. Воевать не пришлось. Жив, здоров. Оружие и снаряжение сдал без проблем, не то что, например, Горластый, который, оказывается, не получил той части панциря, которая защищает спину, и не смог этого доказать при сдаче. Горластый попал в список царских должников и некоторое время был печален и тих. Но вино и музыка настроение ему к концу первой ночи значительно улучшили. И теперь он громче всех орал, одобряя очередной куплет песни Слепого.

В Семивратье после падения солнца и похода к пролому среди нищих значительно прибавилось калек. Подвязанные руки, костыли, падучая и слепота. Могло сложиться такое впечатление, что солнце обрушилось прямо на тайный сход нищих. Почти все слепые нищие города теперь кричали о том, что глаза им выжгло осколками солнца. Или осколками камня, когда боги молниями копали ров.

Слепой у Главного рынка, который раньше пробивал на жалость рассказами о своем героическом поведении у стен Проклятого города («И уже у самых ворот настиг меня подлый камень, а то взяли бы мы уже тот город»), теперь рассказывал, как он одним из первых бросился к пролому, чтобы грудью защитить родимый город. А тут как раз молния как жахнет! И наступила темнота! Подайте на пропитание…