Нина рыдала громко, задыхаясь и захлебываясь слезами. Гиря ждал. Почти минуту. Наконец, ему это надоело. Вообще, терпение не входило в список достоинств Григория Федоровича. Склонность к психологии – тоже. Но в чем ему нельзя было отказать, так это в инстинктивном чутье. Часто он действовал, не отдавая себе отчета, находя единственно правильный выход из сложной ситуации.
Он не стал искать слов утешения. Кричать он тоже больше не стал. Григорий Федорович передвинул с места на место телефон:
– Подай карандаш.
– Что? – сквозь слезы спросила Нина.
– Карандаш подай, лежит возле тебя на полу.
Нина слепо зашарила руками вокруг себя по ковру.
– Справа, – подсказал Геннадий Федорович.
– Ага, я сейчас, – всхлипнула Нина, – сейчас.
Она стала на колени, откинула волосы с лица:
– Сейчас найду, сейчас.
– Давай быстрее!
– Я сейчас, я все приберу. Все… Я быстро… – Нина попыталась собрать бумаги, выронила, снова попыталась…
– Брось ты эту херню, – приказал Геннадий Федорович.
– Сейчас… – Нина не услышала, ее все еще душили слезы.
– Брось, – Геннадий Федорович подошел к секретарше и рывком поднял ее на ноги.
Голова Нины мотнулась. Тушь размазалась, глаза покраснели. Геннадий Федорович брезгливо отстранился:
– Пришла в себя? Что случилось?
– Он… – губы Нины снова задрожали и начали кривиться.
Пощечина остановила новый приступ истерики.
Гиря схватил Нину за шею и притянул к себе:
– Я тебе сейчас, сука, все пообрываю…
Нина судорожно вздохнула.
– Проморгалась? – снова спросил Гиря.
– Да.
– Садись на стул и внятно все расскажи.
– На стул? Да… На стул… – Нина оглянулась в поисках стула.
– Давай, говори. Что сделал опер?
Пока Нина сбивчиво рассказывала, Геннадий Федорович ходил по кабинету. Когда Нина упомянула клуб и графа, Гиря хмыкнул и покачал головой. Нина замолчала и выжидающе посмотрела на шефа.
– Говори, Нина, говори, – махнул рукой Геннадий Федорович, – это я о своем. Как похавали в клубе? Бабок хватило?
Нина замялась. Она готова была рассказать все, как было на самом деле, даже ворвалась в кабинет с этой мыслью, но сейчас снова вернулся привычный страх перед грозным и непредсказуемым начальником. Нина прижала ладони к щекам.
– Говорят, в клубе круто готовят, – сказал Гиря. – И пускают только своих. Прикинь, даже я не смог туда попасть. Даже я… А мента твоего, говоришь, сам Граф принял?
– Да. Как приятель. Они на «ты» были и шутили еще…
– Это круто, лапа, это круто. Круче не бывает, – Гиря сел в свое кресло и потянулся, – сам Граф у Зеленого в друзанах ходит! Круто!
Нина кивнула и робко улыбнулась.
– Ну, пожрали хоть хорошо?