Помолчав, он добавил, на сей раз вполне будничным тоном:
– И что немаловажно, теперь ты совершенно здоров. Жизни твоей больше ничто не угрожает. Скажубольше, сердце, сперва разорванное, а после заштопанное самой вечностью, – куда более надежная гарантия неуязвимости, чем, скажем, отравленная кровь. Как знахарь, я доволен и горд, а как человек, которому смертельно надоело справляться с работой в одиночку, практически счастлив.
– Какой же должна стать жизнь, которую помогла сохранить такая немыслимая горечь? – спросил я, когда немного пришел в себя. И, поскольку Чиффа неопределенно хмыкнул, сам ответил: – Совершенно невыносимой.
– Еще бы, – подтвердил Чиффа. – Но тебе понравится, вот увидишь.
Сердце мое по-прежнему было исполнено скорби, но несколько ритмичных вдохов и выдохов быстро исправили положение.
Рассказчик берет в руки кружку с Тришиным травяным чаем, неторопливо пьет, аккуратно ставит ее на стол и говорит:
– Теперь, оглядываясь назад, я должен заметить, что оба мы в тот день были взволнованы, а потому изрядно преувеличивали. Жизнь моя лишь изредка кажется мне по-настоящему невыносимой, да и совершать невозможное приходится далеко не каждый день. Однако, обещая, что мне все это понравится, Чиффа, вопреки обыкновению, говорил правду. Чем дольше я живу, тем больше удовольствия от этого получаю. И мне кажется, я только начинаю входить во вкус.
Правильно сделал, что так сказал. Это немного разрядило обстановку. А то сидели все, как на похоронах. Триша, правда, никогда не была на похоронах, а выражение подцепила от Франка, который говорит так, завидев человека, имеющего вид мрачный и серьезный. Сам-то он, впрочем, вовсе не мрачен, скорее задумчив и явно чем-то удивлен.
– Это ж надо, – говорит наконец Франк. – Бывает же такое. Бедный мальчик. Я, конечно, не тебя имею в виду, а твоего приятеля по имени Лойсо. Далась ему эта мокрая ворона! Вечно так: приснишься человеку, чтобы подшутить над ним, растормошить, напомнить, что реальность непостижима, бессмысленна и одновременно прекрасна, а он с ума сходит, на стены лезет и спешно придумывает, как бы разрушить Вселенную, в которой все так неправильно устроено.
– Так это ты снился Лойсо?! – изумленно спрашивает Макс. – Ну ничего себе совпадение.
– Рано радуешься, я ему не снился. Но теоретически мог бы. И стишок этот мне знаком.
– И мне знаком, – говорит Макс. – С детства. Ничего особенного, просто в меру дурацкий стишок, таких много… Но если это не ты ему снился, то кто же?
– Да откуда же мне знать? Нас, безответственных любителей дурацких шуток, развлекающихся прогулками по чужим сновидениям, куда больше, чем может показаться.