Макдугал снисходительно посматривал на ошарашенных переменой обстановки гостей и, откинувшись в кресле, продолжал «успокаивать нервы», прикладываясь к виски, хотя сейчас уже никто не стращал Брайана оружием. Пэйнфулы и страйкеры отправились на дно озера вместе с превенторской униформой. Последние атрибуты прежней жизни Бунтаря и Невидимки канули в пучину. Но горевать об этом у беглецов не было времени: новые впечатления накатывали на них столь интенсивно, что они попросту не успевали отвлекаться на воспоминания.
Прошлые и нынешние представления Бунтаря об Одиуме можно было сравнить с интерактивными картами, которые превентору довелось изучать в минувшие сутки. Точнее, с классическим видом этих карт и их трехмерными проекциями.
Это только вначале кажется, что невозможно узнать один и тот же ландшафт, преображенный из плоской схемы в объемный макет. Но, присмотревшись, вскоре начинаешь ориентироваться на новой карте не хуже, чем на старой. И чем дольше изучаешь ее, тем сильнее убеждаешься: пусть реальность и выглядит сложнее своего примитивного отображения, воспринимается она тем не менее гораздо отчетливее. И все благодаря наполняющим ее мелким узнаваемым деталям. Именно они и доказывали Бунтарю: город Одиума был всего лишь одной из граней знакомого превенторам мира, а вовсе не иной реальностью, с которой Бунтаря и Невидимку совершенно ничего не связывало.
Лимузин Макдугала двигался в плотном потоке уличного движения, в котором не наблюдалось ни одного просвета, а сам поток протекал по руслу из громадных зданий, то и дело пересекаясь с другими транспортными потоками, текущими по соседним улицам.
Здания были настолько огромными, что казались Бунтарю гораздо выше окружавших Периферию гор. Сколько ни задирал Первый голову, стараясь рассмотреть сквозь тонированное окно лимузина хотя бы одно монументальное строение целиком, превентору это так и не удалось. На высоте примерно ста метров над городом висела сплошная, похожая на туман белесая дымка. Она-то и не позволяла увидеть ни верхушки городских небоскребов, ни небо, которое эти верхушки якобы скребли. Солнечный свет, правда, пробивался сквозь эту завесу, из чего следовало, что она не слишком плотная.
Однако красок в картину города добавляло не солнце, а вызывающе-яркое изобилие светящихся вывесок и реклам. Это тоже был своеобразный поток, только хаотичный, многоцветный и брызжущий во все стороны горячими радужными струями. Он бушевал поверх автомобильно-пешеходного потока, пузырился и кипел, подогреваемый электрической энергией, суммарной мощности которой наверняка хватило бы для удара такой молнией, какая за миг выжгла бы этот город дотла. Бунтарь прикинул, что творится на городских улицах в темное время суток, и решил, что если сунется сюда ночью, то сразу же сойдет с ума от мельтешения людей, машин и сверкающих огней.