– Не ошибаемся мы в оценке ситуации, Владимир Алексеевич? Любая ошибка в этом деле будет стоить… – Первухин помолчал. – Будет стоить головы.
Бондарь поморщился.
– Не помню, кто сказал: как ни сделай, все равно ошибешься. В верхах начался новый передел власти, Москву тоже делят заново, ты же знаешь сводки о криминальных разборках. «Купол» зашатался, вот-вот рухнет, за ним посыплется насквозь коррумпированная Дума… Депутаты спешно уничтожают следы… им будет не до нас, Михаил. Зато Ельшин опасен не только им, но и нам, его надо срочно… нейтрализовать. Так что вперед и с песней, генерал. Своими силами обойдешься? Или подключить к тебе бакановский «Руслан»?
– Справлюсь-то я справлюсь, – сказал Первухин, потом подумал и добавил: – Но для усиления тылов от «Руслана» не откажусь. Да и от твоего «Витязя» тоже.
Бондарь понял генерала. Первухин не хотел отвечать один за грехи всей конторы. В случае непредвиденных осложнений или неудач он оставлял себе возможность маневра.
– Хорошо, бери, – буркнул Владимир Алексеевич.
Выйдя из кабинета директора, Первухин задумчиво прошелся по коридору с малиновым ковром, с тихими, незаметными охранниками в нишах через каждые двадцать метров, зашел к себе в кабинет и позвонил Балуеву. Сработал автоответчик. Генерал попросил Балуева перезвонить, и через полчаса тот действительно позвонил, что Первухин воспринял как удачу.
– Я зашел домой на минуту, забрать кое-какие вещи, – сообщил Балуев, – так что вы поймали меня случайно. Больше я здесь не появлюсь. Что случилось?
– Убит Дикой. Директор отдал приказ брать Ельшина. Не хочешь поучаствовать?
Короткое молчание.
– Когда и где?
– Ельшин сейчас на даче, судя по донесениям моих людей. В два часа он обычно обедает, вот тогда и начнем. Я уже развернул десант. Знаешь, где его дача?
– Знаю. Буду не один. Ждите. – И Балуев отключился.
Первухин положил трубку, открыл сейф, достал оттуда пистолет «волк», проверил обойму и вложил в кобуру под мышкой. После этого вызвал адъютанта.
* * *
«Черный файл» в очередной раз не оказал никакого воздействия на компьютер, и Генрих Герхардович в ярости разнес кулаком клавиатуру машины, не желавшей становиться проекцией Монарха Конкере. Пососал царапину на ребре ладони, остывая, потом вытащил нижний ящик правой тумбы стола и достал плоскую металлическую флягу с коньяком. Отвинтил колпачок, сделал три больших глотка. Ком жгучего тепла провалился по пищеводу вниз, растворяясь по пути, и генералу несколько полегчало.
– Давай вылезай, скотина! – хрипло сказал он алому иероглифу, пылавшему на черном фоне экрана.