категории «два нуля» как раз разводится на средиземноморском побережье Франции.
– Ты говоришь как специалист. Может быть, у тебя имеется своя устричная ферма?
Максим засмеялся:
– К великому сожалению, нет. Но я вряд ли смог бы управлять такой фермой. Мне ближе свинарники и коровники российской глубинки. Я родом из Навли, Брянской губернии. Так что внутри я весь – русская деревня.
– Странно, – задумчиво проговорила Марина.
– Что странно?
– Это папины слова. Хотя вы с ним совсем разные люди.
– Может быть, нас все же что-то объединяет?
– Еще не разобралась. А про какую икру ты говорил?
– Икру белуги альмас. Это я просто выпендрился. Дело в том, что еще совсем недавно за попытку отведать икры изнеженным восточным гурманам отрубали правую руку. Ею мог наслаждаться только один человек в мире – персидский шах.
– А теперь?
– Шахский режим пал, и теперь икру альмас могут отведать и простые смертные. Но она очень дорогая. Я слышал, что стоимость одной порции икры на Национальной неделе салатов в Оксфорде достигала тысячи долларов.
– Ого! Неужели ты ел эту икру?
– Не довелось, – развел руками Максим. – Говорят, ее добывают из белуг, возраст которых перевалил за сто лет, и поэтому у икры удивительно нежный вкус. Так что немного найдется людей, способных заплатить за килограмм икры под двадцать пять тысяч долларов.
– Наши бандиты могут.
– Не только бандиты, крутые бизнесмены тоже, хотя многие из них, отведавших икры белуги альмас, уже сидят.
– Разве между этими явлениями есть какая-то связь? Или икра, как лакмусовая бумажка: съел – значит, ворюга и бандит, садись в тюрьму!
Максим снова засмеялся; близость красивой женщины кружила голову, хотелось шутить, говорить умно и смеяться.
– Такой связи, конечно, нет. Однако позволить себе купить полкило икры альмас может не каждый гурман, зато – каждый «новый русский». А большинство из них – криминальные мальчики. Но хватит о грустном, давай выпьем за встречу, если не возражаешь.
– С удовольствием.
Они чокнулись, сделали по глотку вина.
Заиграла музыка.
На танцевальном подиуме зала появились первые танцующие пары.
К столику подошел небритый молодой человек восточной наружности, в белом костюме и черной шелковой рубашке.
– Потанцуем? – наклонился он к Марине.
Девушка посмотрела на Максима.
– Прошу прощения, – вежливо сказал Разин, – дама пока не танцует.
– Понятно, – кивнул парень, еще раз окинул Марину масленым взглядом и отошел.
– Плейбой, – сказала она со смешком.
– Ну, сюда вряд ли придет человек с улицы. – Максим проводил парня глазами. – Это, наверное, какой-нибудь диджей или ведущий музыкальных телепрограмм. Лицо знакомое. Хотя я не люблю небрежно бритых мужиков. Есть в этой так называемой моде некий оттенок презрения к окружающим.