Я аж зубами заскрипел. Чистое мышление! Драть вас!.. Остроумцы!
Когда же я, запаренный, решительный и полный боевой злости, вернулся к себе, Фаечки на месте не оказалось, а в моем рабочем кабинете сидел Кардинал.
– Здравствуйте, Павел Фомич, – сказал я и сглотнул. Встреча с Кардиналом, да еще в моей Конторе, подействовала на меня угнетающе. Я думал, что в запасе у меня еще несколько дней.
Он улыбался.
– Здравствуй, Миша, здравствуй. Да ты не стой, ты проходи, садись вон туда, мальчик ты мой хороший, ты уж меня извини – я твое кресло занял, покойно мне в нем… Не возражаешь, что я на «ты»?
– Какие могут быть возражения? – сказал я с искренней горячностью. – Побойтесь вы бога, Павел Фомич!
Он почти весело помотал головой.
– Ну-ну, не пеняй на старика, Мишенька. Рад я тебя видеть, честное слово рад. Все спецсвязь да «шухерная» линия – я уж и забыл, когда мы с тобой в последний раз сидели вот так… А бога никакого нет, уж ты мне поверь. Ужасно жаль, правда. Не вздумай дожить до моих лет, Миша, вот что я тебе скажу. Меня, если ты помнишь, дважды из клинической вытягивали, и тот туннель я видел, вот как тебя вижу, ан нет на том конце ничего. Чернота… Я не бога боюсь, а… – он не договорил, запнувшись на полуслове, и его улыбка вдруг сделалась какой-то искусственной, как будто повисла в воздухе отдельно от лица. – Порадуешь ли меня чем-нибудь, Мишенька?
Я кратко изложил ход дела на довольно сухом канцелярите.
– Одним словом, мрут? – спросил он.
Я кивнул. Я не мог говорить. Улыбка Кардинала исчезла – теперь он смотрел на меня с любопытством.
– И что ты обо всем этом думаешь, Мишенька?
Я решился:
– Возьмите у меня это дело, Павел Фомич. Очень прошу.
– Ну? Отчего же?
– Не потяну. Не мой профиль. Ну при чем тут санитария, в самом деле! Домоседов… – я замялся.
– Ну-ну? Что Домоседов? Ты говори, я слушаю. Обвел меня и тебя, так?
– Так, – сказал я, чувствуя себя идиотом.
– Люблю, когда ты валяешь дурочку, – благодушно сказал Кардинал, – ох люблю… Ты же не полный олух, Мишенька, так какого же рожна тебе надо? Уж два и два ты всегда сложить умел, а значит, задавал себе вопрос: почему при всех усилиях Домоседова выдать суицид за разгул криминала МВД и нацбез еще не воют дурным воем? Кряхтят, а терпят. А ведь с недавних пор журналистская братия начала их гвоздить довольно крепко… И тогда ты вспомнил, что есть такой никчемный старик Павел Фомич, по прозвищу Кардинал, и что кардинальные решения по его части… – он сладко улыбнулся своей шутке. – Ты все прекрасно понял, Мишенька: ну да, Нетленный спихнул тебе это дельце с моего согласия и даже, скажу больше, по моему прямому приказу. Уж прости, мне не хотелось напрямую тобой командовать, а вот посмотреть, как ты себя поведешь, напротив, было интересно… Домоседов не годится: запаниковал, да и вообще пора его менять, только стреляться я ему не дам, пусть уж дотянет свой срок, он заслужил. Видел бы ты, какую он у меня сцену разыграл – куда там Сальвини! Чуть в ногах не валялся… Что, и перед тобой тоже? Это он зря: он ведь талантливее тебя, Миша, уж прости старика за прямоту. Нет, правда, зачем ему гробиться на этом деле?