Допустим, маловероятно. Чистая теория. Ну а если все-таки?..
Если бы да кабы! Рядовой житель Земли тоже теоретически знает, что в любую минуту может попасть под стихийное бедствие. Жизненный опыт, теленовости и кинофильмы регулярно убеждают его в том, что по сравнению с силами природы он букашка, ну и что? Он спокойно «забывает» об этом, даже будучи японцем или калифорнийцем с их землетрясениями. Одно из двух: либо ужасаться, либо жить и дело делать.
Притом бывают ведь изменения и к лучшему. Вот этот родничок, к примеру. Три года назад его вообще не было, а теперь появилось удобное место для привала. И для рандеву разошедшихся по разным делам феодала и его ученика. Удобное место. Кусты вон повсюду разрослись, причем не те, от которых язвы на руках, а нормальные кусты, годные на топливо. Можно, значит, чайку сообразить.
Кстати, и ловушек поблизости стало меньше. То ли они избегают воды, то ли вода и относительная безопасность – два следствия одной причины. Не рождается ли мало-помалу новый оазис?
Лет через десять-двадцать, пожалуй, можно будет сказать точно. А пока лучше помолчать.
Фома бросил в кипяток горсть чая, ждал, когда заварится. Специального заварного чайника он здесь не держал, да и незачем было. А Борису мелкие бытовые удобства вообще не шли на ум.
Чаевничали молча. О чем и говорить, если обо всем тысячу раз переговорено? Иногда Фома тяготился присутствием ученика. Одному проще, хотя вдвоем, понятно, безопаснее…
– Жаль все-таки, что сахара нет, – нарушил молчание ученик.
– Жаль, – равнодушно согласился Фома. Тема была древняя и нежелательная. – А еще жаль, что пастилы и кремового торта нигде не видно.
– Я серьезно! – обиделся Борис. – Можно ведь выращивать эту, как ее… сахарную свеклу. Или тростник. Наверняка у кого-нибудь из соседей есть семена, жмотятся только… Не, а я что? Я ничего. Нет так нет… Теперь куда потопаем?
– Не хочешь повидать мать?
– А ну ее! – скривился Борис. – Перебьется.
– Ладно, в другой раз, – легко согласился Фома.
Ему самому сейчас не хотелось сворачивать к Юсуфу. Именно к йеменцу почти пять лет назад он отвел мать Бориса, воющую от тоски и одиночества в неухоженном оазисе. Юсуф ничуть не возражал, был даже рад: третья жена – и без всякого выкупа! В его оазисе сделалось тесновато: от каждой жены уже подрастало по ребенку, и Сеида вновь была беременна.
Борька терпеть не мог Юсуфа и избегал встречаться с матерью. А Фома радовался царящей в семье йеменца умиротворенности, одобрял порядок в оазисе, приносил детям легкие, чтобы долго служили, игрушки. Дети, родившиеся на Плоскости, были зримо счастливее тех, что попали на Плоскость с Земли. Когда-то это безмерно удивляло Фому и вызывало внутренний протест. Потом он понял, что осуждать естественный порядок вещей – бессмысленно. Дважды два все равно будет четыре, даже на Плоскости, и плевать этому факту на одобрение или осуждение.