– Вздор! – говорит Филиппа. – Мессен дьявол тут ни при чем.
– А кто при чем? – любопытствует Алиса.
– Давным-давно… – начинает Филиппа.
Псарь садится на пол – слушать. Щенки перебираются от Алисы к псарю и, заблудившись в соломе, громко пищат.
– …жил в пустыне один святой отшельник, – не обращая внимания на всю эту возню, продолжает Филиппа. – И когда стал он немощен, пришел к нему лев и прислуживал старцу. Лев все для него делал…
– Вовсе не так было, – встревает Алиса. Не может слушать долго, не вставив словечка-другого, и на все-то у нее заготовлено собственное мнение. – Это совсем не такая история. Она не про старца, а про одного рыцаря, Гольфье де ла Тура. Этот рыцарь бился в Палестине против неверных сарацин, давным-давно, и вот однажды спас он льва от ядовитой змеи…
Но не так-то просто сбить Филиппу с мысли. Тряхнув головой, она упрямо ведет историю дальше:
– И когда старец заболел и умер, лев пришел на его могилу и там плакал совсем как человек и ничего не ел, и так издох поразительным и прискорбным образом.
– Вовсе нет! – запальчиво возражает Алиса. – Когда эн Гольфье отплывал из Вавилона на большом корабле, верный лев бросился вплавь за своим господином и утонул в волнах. Вот как было!
Филиппа говорит назидательно, явно подражая кому-то:
– Оба эти случая удивительной преданности львов людям были явлены Господом Богом как чудо, чтобы показать, сколь покорны были животные в раю Адаму.
Безносый псарь некоторое время размышляет над услышанным. Борзая сука с висящими под брюхом, как бахрома, сосцами, подняв морду, тихонько лижет его в лицо. Псарь рассеянно гладит собаку по спине, треплет за бок и наконец говорит:
– Значит, собаки – наш рай на земле.
Глава восьмая
АРНАУТ КАТАЛАН ВЫКАПЫВАЕТ ТРУП
Что сказать об Альби, этом океане света, носящем имя утренней зари трубадуров, о городе из красного кирпича, отраженном в медленных зеркальных водах зеленого Тарна? Что Альби красив?..
Каталан старел и, старея, все более срастался с именем брата Вильгельма, под которым теперь многие его знали и ненавидели.
В лето Господне 1233-е по Воплощении, весной, за три седмицы до Пятидесятницы, вошел Каталан в Альби. И был с Каталаном еще один брат проповедник из Тулузского монастыря, тоже Вильгельм, тоже лет сорока, но, в отличие от Каталана, ничем не примечательный.
Уж конечно в Альби братьям проповедникам не обрадовались, да они не затем и явились, чтобы им кто-то радовался.
Магистраты покривили губы, но предписания от Каталана взяли и, согласно этим предписаниям, устроили обоих гостей со всевозможными удобствами, которые заключались в том, что им предоставили весь второй этаж богатого дома городского судьи, где монахи расположились, как захотели: сняли со стен ковры, вынесли вон постели и всю мебель, оставив только скамью и стол. Каталан предпочел спать на голом полу, а товарищ его Вильгельм потребовал, чтобы ему дали досок и соломы.