Так минул 1202 год от воплощения; в самом же начале следующего дюк Дандоль, подобно ярмарочному фигляру, вытащил из рукава новое диво.
Диво звалось Алексеем и выглядело прыщавым юнцом, исключительно нервным и вертлявым, будто его дергали за веревочки, привязанные к локтям, коленям, щиколоткам, запястьям, затылку и пояснице.
Этот Алексей был грек и схизматик, что никак не увеличивало симпатий к нему со стороны графа Симона; однако ж дюк представил этого молодого человека латинскому рыцарству самым торжественным образом.
Для начала поведал нам дюк увлекательный роман и рассказывал, пересказывал и повторял его, покуда не убедился в том, что в нашем войске все, до последнего неотесанного пехотинца и вечно вшивого конюха, выучили на память эту превосходную историю и могут при случае связно пересказать ее.
Итак, был в Константинополе владыка могущественный и исполненный всяческих добродетелей; имя ему было Сюрсак. У него был брат, коварный и недостойный, который за грехи свои попал в плен к неверным. И вот Сюрсак, человек весьма благородный, вызволил своего брата из плена, заплатив за него большой выкуп, и на беду приблизил его к себе.
Тогда же неблагодарный тот брат ослепил Сюрсака и стал угрожать жизни его сына и наследника Алексея (того самого, что прибыл к нам вскоре после нового года и разбил палатку – весьма роскошную и просторную – возле палатки маркиза Монферратского, нашего предводителя). Алексею удалось бежать к своей сестре, супруге германского императора, где он и нашел прибежище, а узурпатор тем временем воссел на трон в Константинополе.
И вот, находясь в доме и под покровительством мессира германского императора, этот несчастный, лишенный законного наследства Алексей прослышал вскоре о том, что в Венеции собирается крестоносное воинство – лучшие во всем латинском мире рыцари, преданные любви и справедливости. И потому, следуя совету своего родича императора, прибыл он в Венецию, а затем, на двух галерах, по нашим следам – в Зару, дабы припасть к стопам предводителей этого славного войска и умолять их сжалиться над ним и помочь ему возвратить свое наследие.
Эту историю повторяли и перетолковывали у нас на все лады, пока, наконец, слеза умиления не прошибла даже самых черствых.
Доводов за то, чтобы, оставив первоначальные наши намерения касательно Александрии и Вавилона, отправиться помогать Алексею, дюк изыскивал все больше и больше, и порой чудилось, что колодцы его изобретательной алчности не кажут сухого дна даже в самую лютую жару.
…Ибо тот ослепленный своим братом-злодеем Сюрсак более своих схизматиков-единограждан любил всегда рыцарей, живущих по латинскому закону, а они и прежде выказывали ему немалую преданность. Кстати, буде мы восстановим на престоле Сюрсака и сына его Алексея, это поможет возвратить Константинополь Римской церкви…