– Послушайте, молодой человек, зачем устраивать споры о том, что можно, а что нельзя. Мы можем все выяснить и без вашей помощи. Но хотелось бы урегулировать вопрос без лишней, так сказать, крови. Давайте разберемся как деловые люди.
– Не понял. Что значит разберемся?
– Ну что тут непонятного?! Необходимо, чтобы ничего не было.
Вот это он сказанул! Словарный запас слабоват. Необходимо, чтобы ничего не было. Но я-то все понял.
– Вряд ли. Они совершили грабеж.
– И заявление есть?
Так, все ясно. Мишу уже навестили. И все, что нужно, с него стрясли. Так что врать не имеет смысла.
– Вы можете прийти завтра? Я не могу сейчас определенно сказать – будет ли заявление по грабежу или нет. Но у Романова изъят нож и необходимо провести экспертизу – является ли он холодным оружием или нет. А это можно сделать только завтра, потому что у экспертов рабочий день закончен.
– Заявы не будет, – рявкнул Захаров.
– Этого утверждать нельзя.
– Ну хорошо, у Романова нож, а у остальных?
– Остальные плохо себя вели, мелко, так сказать, хулиганили, а потому завтра поедут в суд, а оттуда – суток на пятнадцать.
– Они извинятся. Я их сам накажу.
– Да стоит ли беспокоиться из-за этих дурачков? Отсидят да выйдут.
Гости переглянулись.
– Во сколько можно завтра подойти?
– Я думаю, часиков в одиннадцать все будет ясно, – ответил я.
– Хорошо, мы подойдем.
– Всего доброго.
Адвокат вышел первым. Захар немного замешкался на пороге.
– Послушай, Ларин. Может не будем тут спектакль разыгрывать? Ты же все понимаешь. Вы все равно проиграете. Что тебе надо? Сколько?
– Завтра приходите, в одиннадцать, – напомнил я как можно более вежливым тоном.
Захар вышел. Слава Богу. Я выдохнул и откинулся на стуле. Только сейчас я услышал противное шипение. Вода в банке выкипела, кипятильник угрожал расплавиться. Я протянул руки к розетке и только тут заметил, что пальцы мои трясутся мелкой дрожью. Мне было страшно.
Попив кофе и немного успокоившись, я задумался. Романов, похоже, личность из особо приближенных. Стал бы Захар за всякой шелупонью сам приезжать. Прислал бы одного адвоката.
Я выглянул в окно. Метрах в трехстах от отделения при-парковались две «иномарки» с тонированными стеклами. Ага, наблюдателей поставили. Так, на всякий случай, не помешает. Ладно, пускай стоят. Однако что же делать? Придется сегодня опознание проводить, скорей всего, ночью и наверняка одному, потому что следователь дежурный ни в какую больницу не поедет. Это большой минус. Я не в том смысле, что не поедет, а в том, что в суде к следственным действиям, проведенным операми, относятся крайне недоверчиво. Одно дело, когда опознание проводит следователь, и совсем другое – когда опер. Почему? Да потому, что следователю все равно – опознают, не опознают, его раскрываемость не волнует. Ему даже лучше, чтобы не опознали – работы меньше. Стало быть, следователь – лицо незаинтересованное. А у опера есть интерес – ему надо, чтобы опознали. Надо! А значит никаких гарантий, что он где-нибудь не смухлюет. Крутая система. Рассчитана не на порядочных людей, а наоборот. На каких-то шулеров и жуликов.