Валерчик — что не дочует, то добрешет, — добродушно махнул Атасов. — Дед до войны в НКВД служил. После войны — в МГБ. У Абакумова, типа. В Отечественную — в контрразведке СМЕРШ[76] на разных фронтах. А начинал он с ЧОН ВЧК, типа, это еще в двадцатые было. Собственно, это все, что мне известно. — Атасов опер подбородок на кулак. — Не густо, то есть…
— Дед тебе о службе рассказывал?
— Как же, типа. Каждый вечер, вместо «Спокойной ночи, малыши». С Хрюшей и Степашкой… Ты, Бандура, сталинский плакат видел?.. — Атасов изобразил скорбно-суровое дубово-бесполое лицо с какого-нибудь советского обелиска, одновременно прижав к губам указательный палец. — Т-с!.. Болтун — находка для шпиона…
Андрей развеселился:
— Тебе бы синие погоны пошли… Представляю себе…
— Не семафорь, в такие дни, подслушивают стены, — с чувством произнес Атасов, — недалеко от болтовни и сплетни — до измены!
— Тоже с плакатов?
— С них, типа.
— С дедуганом разучивал?…
— Бабушка научила. Дед молчун был. Я же тебе рассказывал. Ты что, Бандура, задницей слушал?…
Андрей совсем не обиделся.
— Да, Атасов… — сказал он, озорно поглядывая на приятеля, — так ты, как потихоньку выясняется, из красноперых… Кто бы еще Советы ругал?..
— Происхождение вольнодумству не помеха, — парировал Атасов. — И потом, Бандура, все мы не из деникинцев, — рассудительно добавил он. — Не голубых кровей, типа. Не великих князей внуки.
— Современным немцам дедушки нацисты что-то особо не докучают, по-моему, — возразил Андрей.
— Кто их, этих богачей, типа, знает. — Атасов широко зевнул. — Я с ними водку не пил. Может, их вообще мало что, типа, трогает. Хотя, репарации они до сих пор платят, или как там еще называются выплаты недобитым жертвам. И потом, Андрюша, Гитлер в Германии сраных двенадцать лет хозяйничал. А двенадцать, типа, это тебе не семьдесят. И селекции нашей немцы не знали. Собственность, опять же, никто не отменял. Не говоря уж о том, что лозунги у фюрера были понятными. Маланец — к стенке, хохол — в ярмо. И концлагеря все наружу, откуда, типа, в Лотарингии магаданские дали. Одно белое, другое черное, посредине граница. Все ясно, как Божий день. А вот когда с фасада Мир, Труд, Май, Свобода, Равенство и Братство, да еще под «Прощание славянки», а с задворок, втихаря — нечто, типа, совсем иное — «воронки» с лагерями, камеры пыток и расстрельные подвальчики — тогда иди разберись, что к чему. Вот в чем беда.
— В чем беда? — зевнул Андрей.
— Чтобы ты понял, Бандура — у них, считай, больного на хирургическом столе зарезали — быстро, четко и красиво. А у нас, типа, затяжная хроническая болезнь, с язвами такими, что будь здоров. А это — совсем другой диагноз. И потом, Бандура, что мне заграница? Вот дед мой в тридцатые на Украине служил. Усекаешь, типа, о чем я? Ты про голодомор слышал хоть что-нибудь?..