Ан нет, не суждено!
— Это ваш дед? — услышал Зиновьев рядом сочувствующий голос.
Никита повернулся.
— Да.
Перед ним был майор Журавлев. Ощущение было таковым, будто они и не расставались вовсе.
— Примите мои соболезнования.
Никита не знал, что в таких случаях следовало говорить, лишь только пожал плечами.
— Взгляните, пожалуйста, на его лицо. — Майор, видимо, из сочувствия опять перешел с Никитой на «вы».
Один из оперативников, осторожно взяв труп за плечи, повернул его на спину. Вместо лица Никита увидел обожженную маску.
— О боже! — невольно вырвалось у него.
— Вы узнаете своего деда?
Никита сглотнул ком. Вместо лица обожженная маска, но мясистый нос и заостренные скулы свидетельствовали о том, что это был его дед.
— Это он.
— Что-то наши встречи происходят не в самые радостные минуты. Сначала ваш друг, а потом вот дед…
— Да, — глухо согласился Никита.
Следовало бы отвести взгляд от мертвого лица, но у Никиты не получалось.
— Видите, как оно выходит, — продолжал опер. И опять получилось нечто вроде сочувствия. Уж от кого Никита не ожидал сострадания, так это от майора милиции. — А вы не думаете о том, что это некоторое предостережение судьбы лично вам и в следующий раз камушек упадет уже на вашу голову?
Зиновьев нашел в себе силы отвернуться и уверенно обронил:
— Нет.
— Понятно. Может, у вас все-таки есть что сказать мне?
Никита отрицательно покачал головой.
— Со мной все в порядке. Что случилось с дедом?
— Выясняем. Позвонила соседка, сказала, что дверь открыта. А перед этим она слышала в комнате голоса. Признаюсь, что здесь мне не все нравится. Хотя внешне очень напоминает несчастный случай, взрыв бытового газа. Но мне кажется, что это не так. Имеются во всем этом некоторые моменты, о которых пока не хочется распространяться. Ваш дед был доверчивым человеком?
— Скорее всего, нет.
— Тем более странно. Следовательно, человек, которого он впустил в квартиру, был ему очень хорошо знаком. А вы давно с ним не виделись?
— Я с дедом встречался вчера вечером.
— И о чем вы разговаривали?
Рука Никиты скользнула в карман, пальцы нащупали три камушка. Он уже обратил внимание на некоторую характерную особенность алмаза — тот никогда не нагревался. Сколько его ни держи в ладони — камень оставался холодным, недосягаемым, гордым. Даже без бриллиантовой огранки он был королем всех камней.
— Да, та-ак, — неопределенно проговорил Никита. — О разном. Нам всегда было о чем поговорить.
— И все-таки? — настаивал Журавлев.
— В последнее время дед немного хандрил. Жаловался на жизнь. Я, как мог, старался его успокаивать, помогал ему.