Непогожими и унылыми днями я часто выходил на крыльцо и сквозь водную пелену внимательно изучал долину. Я пристально рассматривал опустошенные поля и некогда бойкий город, населенный ныне призраками. Я окидывал взглядом черный окоем и всклокоченное подбрюшие неба, размышляя, по какой такой причине все это зрелище так созвучно моим чувствам. Наконец, решив, что не стоит, как говорится, смотреть дареному коню в зубы и проявлять немудрую пытливость, я заключил, что дело, скорее всего, в том, что страдание есть относительное состояние, ощутимое только на фоне чужого счастья. И если принять во внимание тот факт, что население долины в ту пору испытывало жесточайшую нужду, неудивительно, что я ощущал, как заметно полегчало бремя моих страданий.
Кроме того, что дождь возвел нужду и отчаяние в закон, он сделал для меня еще немало хорошего. Так, он позволил мне под покровом пасмурного неба безнаказанно проникать в город — особенно в последние годы потопа, когда уже мало кто из жителей отваживался покидать свои пришедшие в упадок безмолвные дома. Иногда мне даже удавалось пройтись по Мэйн–роуд, насвистывая песенку или пиная жестянку, и даже в самом центре города не повстречать ни одного прохожего. А если я кого и встречал, то они проходили мимо с опущенной головой, глядя себе под ноги, будто опасаясь меня. Словно я был их приятелем или знакомым в солнечные дни, еще до того, как начался дождь, покрывший стыдом и позором всех и каждого.
Но тут явился По, и счастью моему пришел конец.
Счастливая звезда упала Уиггему Большие Кулаки прямо в пакостливые ручонки.
Большие Кулаки задумал продавать укулитам в качестве сувенира пули из револьвера Эби По. В поисках пуль уиггемовский мальчишка тщательно осмотрел каменную кладку, окружавшую колодец. Он не нашел пуль, но нашел в щели между двумя камнями записку, вложенную в пластиковый мешок. Сузив глазки, он быстро прочитал текст и захихикал.
Милый Сардус,
Я бесплодна, Господь счел меня недостойной стать матерью твоего ребенка. Я останусь твоей женой в вечности. Мы встретимся снова в лучшем из миров, ибо мы немало страдали в земной юдоли. Я возьму тебя за руку и введу в Царствие Небесное и усажу тебя на трон, возведенный в моем сердце.
Обнимающая тебя в грядущем
Ребекка
В полдень Большие Кулаки пришпилил записку самоубийцы к доске объявлений у входа во Дворец правосудия. К шести часам того же дня во всей долине не осталось ни души, которая бы не побывала у доски, чтобы прочесть письмо несчастной Ребекки, за исключением, может быть, самого Сардуса Свифта, ибо тот уже год как не выходил из своего логова на свет Божий.