— Вот оно, — сказал Быков, — глядите. Дальше не спускаться, здесь укроемся.
Больше сотни дворов насчитал Ратников, тремя — рядами они образовывали две прямые длинные улицы, пересекаясь широкими прогалами, точно переулками. В самом центре голубела небольшая церквушка с поржавевшим, бурым куполом. На площади было людно, несмотря на жару, стояли подводы, у лавочных рядов толпился народ.
— Базар, — уточнил Быков. — А туда дальше, по лощине, тропа к водохранилищу.
Они пролежали около получаса на макушке склона, присматриваясь к внешне спокойной, несколько ленивой из-за жары жизни села, изучая каждый закоулок, каждое подворье, широкую дорогу при въезде, перекрытую шлагбаумом возле будки, тропинки, протоптанные от дома к дому. На крыше самого видного дома — должно быть, в прошлом сельсовета — обвисал от безветрия чужой флаг. Возле крыльца — часовой с автоматом. Замер в тени, не шелохнется.
— Ну, Маша, пора, — решил Ратников. — По дороге не ходи, левее спускайся. Напорешься, случаем, на патруль, говори, как условились: мол, с Гнилого хутора, пришла на базар кой-чего поглядеть. Мы здесь будем ждать. Не получится ничего — особо не задерживайся. Народу на площади густо: в толпе затеряешься. Ну, будь осторожна.
— Прощайте, я скоро. — Маша произнесла это таким детским, смиренным голосом и показалась такой беззащитной, покорной, что Ратников чуть было не окликнул ее, не вернул назад.
Они проследили за Машей до самой базарной площади, пока та не пропала из глаз, затерявшись в толкучке.
— Ну, теперь покажу тебе тропу, — сказал Быков. Через полчаса они вышли к лесному оврагу, как раз напротив небольшого водоема. В его зеркальной глади четко отражались сосны, будто опрокинули в глубину свои кроны. В немой тишине чуть слышно шумела вода, падающая с невысокой плотины. На противоположном берегу виднелось небольшое строение типа водонапорной башенки, а рядом — лесная избушка и деревянная вышка с нахлобученной легкой крышей.
— Караулка. — Быков кивнул на застывшего на вышке часового.
Ветра совсем не чувствовалось, все казалось застывшим, вымершим в этой исходящей жарой тишине.
— Когда меняется караул? — спросил Ратников.
— Часов в семь, а может, в восемь. Прошлый раз был у тропы — как раз смена шла. Часов-то нет, так, по солнышку.
— Тихая заводь у них здесь. Сыто, сволочи, устроились, сладко. Мину бы достать, сунуть под тропу, считай, новая смена жить приказала. А старую, как на взрыв выскочат, — из автоматов. Восемь фрицев как не бывало! Пятая часть гарнизона.
— Эту четверку мы и сейчас можем успокоить, — загорелся Быков. — В два счета!