Еще мальчишкой Аркадий обжил полутемное, таинственное и, в то же время, уютное место. Издавна тут стоял древний, огромный диван с высоченной спинкой, украшенной зеркалами, полочками и с откидными, круглыми валиками-подлокотниками. Напротив возвышался массивный буфет из дерева той же породы, с такими же ажурными вставками из барельефных резных листьев и виноградных гроздей. В свое время родители не решились выбросить громоздкую, но красивую мебель деда и с трудом затащили ее наверх во время возведения крыши. Тут же, рядом с диваном покоились два ящика. Один со старыми игрушками, другой — с дедовскими инструментами. Подобие письменного стола, некогда сооруженного юным Лавренцовым из ненужных досок, за которым он частенько рисовал планы запрятанных пиратами кладов, много лет терпеливо дожидалось хозяина…
Скиталец поставил на него свечу и, найдя какую-то тряпицу, занавесил маленькое оконце. Затем прошел в дальний угол и, приподняв одну из грубых досок чердачного пола, вытащил что-то длинное, завернутое в серую мешковину.
— На всякого убийцу найдется довольно приспособлений… — с необъяснимым воодушевлением шептал бывший советник по борьбе с терроризмом, разворачивая старое, немецкое охотничье ружье, — моя жизнь один черт закончена, но и с вами, сволочи я сполна поквитаюсь! За всех невинных… За Семена, за Алину… За то, что топчите не по праву землю…
Сотни раз он ранее рассматривал произведение искусства оружейников фирмы «Зауэр Три Кольца». Дед привез курковое ружье конца девятнадцатого века с войны в качестве трофея, и хранилось оно все это время, разумеется, нелегально. Только однажды, много лет назад, в будний день — когда на ближайших участках отсутствовали соседи, Аркадий с отцом взялись опробовать работу «музейного экспоната». Захватив из города пяток патронов двенадцатого калибра, старший Лавренцов зарядил один в ствол и протянул ружье сыну.
— Давай сначала ты, вон по тому ржавому тазу, а потом я. Плотнее прижимай приклад к плечу и пошире расставь ноги, иначе не устоишь… — вполголоса напутствовал он перед первым пробным выстрелом.
Но грохот от испытания превзошел все мыслимые ожидания. Повторить опыт они тогда не решились, тем более что и выбранная цель была разнесена единственным выстрелом в клочья. Четыре патрона так и остались неиспользованными и лежали завернутыми в холстину вместе с ружьем…
Приладив приклад с цевьем к длинным стволам, Лавренцов проверил исправность оружия. Немецкие механики славились не зря — «Зауэр» работал не хуже швейцарских часов. «Зато русский свинец — самый тяжелый в мире, — ухмылялся он, раскладывая небольшой боезапас возле горящей свечки, — только бы патроны не отсырели! Очень жаль, если хоть один даст осечку…»