— Можете идти, — расхохотался он. — У вас неплохо получается, между прочим. Вы никогда не думали о военной карьере? С вашими способностями вы быстро навели бы там порядок.
— Иногда я подумываю о чем-то подобном, — чистосердечно призналась я.
Оценив по достоинству мое чувство юмора, Ямской укатил к своей экзотической возлюбленной.
Я немного задержалась. Торопиться было особенно некуда, а если уж я собиралась воспользоваться любезным предложением шефа и в этот день в администрацию больше не возвращаться, то посчитала своим долгом перед уходом убрать чайные чашки и привести в порядок свой рабочий стол. Хочешь не хочешь, а созданному собственными руками имиджу образцового секретаря поневоле приходилось соответствовать. Сел, как говорится, на велосипед — крути педали.
Я как раз собирала чашки и то, что в приемную кто-то вошел, скорее почувствовала, чем услышала. Дверь открылась бесшумно, а невидимый мне из директорского кабинета посетитель подать голос или иным способом возвестить о своем присутствии не посчитал нужным. Я осторожно поставила сахарницу на договор аренды, чтобы изящная вещица не отозвалась хрустальным звоном в момент соприкосновения со столом, тихо пересекла кабинет и выглянула в приемную.
Около входной двери, спиной ко мне, замерла худенькая, небольшого роста девушка. Ее тонкие пальцы сжимали дверную ручку. Девушка, по всей вероятности, пребывала в сомнении: уйти сейчас или немного подождать.
Так мы обе, как два бестелесных призрака, простояли, не шелохнувшись, несколько мгновений. Поведение неожиданной посетительницы настолько отличалось от манер прочих визитеров, что и я отнеслась к ней по-особенному. Для начала, опасаясь, что могу напугать это хрупкое создание до потери сознания, я сообщила о себе осторожным «кхе, кхе». Девушка вздрогнула и немедленно попыталась удрать, как если бы я застигла ее на месте преступления. В следующую секунду, справившись с первоначальной неосознанной реакцией, она повернулась, смущенно улыбаясь.
Оказалось, что посетительница несколько старше, чем мне показалось, когда я разглядывала ее со спины. На вид ей можно было бы смело дать чуть больше двадцати, если бы не выражение глаз, которые уместнее смотрелись бы на лице семидесятилетней старухи, чем молодой женщины. «Двадцать пять — тридцать», — прикинула я, так и не сумев сузить возрастные рамки до более точной цифры.
Допрашивать пугливую особу, кто такая да по какому вопросу, я не стала, догадываясь, что толку от моих вопросов не будет никакого, только напугаю окончательно. Силовые методы для данной ситуации не подходили.