Сарай был невелик — метра три на четыре, наскоро сколоченный из толстых досок, с низким, потемневшим от влаги потолком. Окошка не было, а по стенам ползали тараканы размером в ладонь. Всю ночь я слышала, как они шуршали во тьме.
Меня никто не беспокоил с тех пор, как желтолицый мексиканец запер за мной дверь. Но он объяснил предварительно, что спать нужно в гамаке, а если приспичит, можно сходить прямо здесь, в уголке, потому что ради меня никто не будет дежурить у сарая всю ночь.
— Только не нужно убегать, — печально добавил он. — Здесь в лесу полно змей. А если попадешь в болото, у тебя будет только пара секунд на молитву, сеньорита.
Я рискнула спросить его о тех двух тропах, которые видела.
— Это правда, дороги есть, — кивнул он. — Но одна ведет в тупик, а другая выходит к реке. Река очень длинная, сеньорита, — значительно произнес он. — И протекает она через сущий ад — до самого побережья можно не встретить ни единого человека… Я имею в виду — белого человека. Но говорят, там водятся охотники за головами. Сеньорита же не хочет, чтобы ее хорошенькую голову высушили до размеров лимона?
Меня не устраивали никакие размеры, кроме моего собственного, и об этом я откровенно поведала заботливому мексиканцу. Тем не менее информация заинтересовала меня. Дорога, которая вела в тупик, наверняка означала наличие в том тупике строительной площадки. Для кого-то она действительно стала жизненным тупиком, но только не для меня. А то, что рядом имеется река, открывало некие перспективы. Через какой бы ад она ни протекала, это был выход — к морю, к свободе. И поскольку к реке была проложена тропа, значит, тропой пользовались и по реке передвигались.
Вспомнив об этом, я вылезла из гамака и спрыгнула на земляной пол сарая. За его стенами в отдалении слышались человеческие голоса, звяканье посуды, отрывистый грубый смех. Я прильнула к одной из щелей и выглянула наружу.
В лагере уже поднимались — из бараков появлялись люди, прямо на площадке растапливалась походная кухня. Проснувшиеся новички-инженеры сбивались в робкие группки, напоминая новобранцев, проведших свою первую ночь в казарме. Так или иначе, до завтрака было далеко, и я решила осмотреть свою тюрьму. Ничего хитрого в ней не оказалось — при наличии самого немудрящего инструмента свободно можно было проделать дыру в стене или подкоп в полу. Но у меня не было с собой даже зубочистки. Я невольно вспомнила тот набор портативных инструментов, которым в Минасалесе обзавелся Доули.
Кстати, о Доули. Пока о нем не было ни слуху ни духу. Я не имела представления даже о том, до каких пор ему удалось сопровождать наш автобус. По мере удаления от оживленных дорог ему ведь приходилось вести себя все более осторожно. Наверняка он вынужден был отстать от нас в том маленьком городке, после которого уже начались настоящие джунгли. Кажется, он назывался Кибда. Даже если Доули рискнет двинуться дальше, ему придется преодолеть сорок километров лесной дороги, пройти через последнюю на пути деревушку, где он будет как на ладони, а потом еще пробиваться через сельву. Как и обещал Мигель, тоннель, проделанный его молодцами в живой стене леса, затягивался чуть ли не на глазах, и скоро от него точно не останется и следа.