…Утро выдалось холодным и пасмурным. Ветер за окном метался по двору, как голодный пес в поисках кости, гонял опавшую листву, стонал, хохотал и плакал. С упругим прерывистым свистом заламывал голые ветки тощих городских деревьев. Словно предвещал сумасшедший день.
Так и получилось.
Первой жертвой безумного дня стал мой традиционный завтрак: яичница с помидорами и ветчиной, отягощенная таким количеством гастрономических изысков, что в это утро она решительно не имела права на существование. Слишком много времени на нее уходит.
Вместо этого — какой-то бутерброд, наскоро проглоченный. Кофе. И все. Галопом вниз по лестнице.
Прежде всего я поехала на работу, где по различным обстоятельствам не была уже два дня. Для нашего тихого и дисциплинированного комитета это было ЧП.
Моя начальница Светлана Алексеевна сидела в своем уютном маленьком кабинетике и дремала под сентиментально-ностальгическую песенку Глызина: «Поздний вечер в Сорренто-о нас погодой не балует… вот и кончилось ле-е-ето, до свиданья, Италия-а… Мы с любовью прощаемся-а-а, наша песня допетаа-а, и над нами склоняется поздний вечер в Сорренто-о-о…»
То ли песенка так умиротворила мою Патрикеевну, то ли еще какие обстоятельства, только вместо суровой мины я увидела на ее лице вполне человеческое выражение.
Впрочем, так и должно быть.
— А-а, Юлия Сергеевна, — проговорила она, — вам только что звонили из мэрии. Повторно.
— Был еще один звонок?
— Да, вчера. Вице-мэр, Антон Павлович Калитин.
— Лично?
— Да нет, что вы, — протянула она. — Звонила его секретарша. Предупредила о вашей командировке. Соответствующую бумагу я уже получила.
Ну и манера у этого Калитина любезно предоставить отпуск под видом командировки! Неужели нельзя было сказать об этом мне самой? Конечно, это не суть важно, я и сама могла представить действия Антона Павловича по этому поводу, но все-таки какая-то согласованность…
Та-ак, дисциплинка разболталась, бесценная Юлия Сергеевна! За те месяцы, что я не имела контактов с Громом, я, кажется, приобрела дурную привычку комментировать указания начальства.
Я посмотрела в лицо Патрикеевны честными и откровенными глазами (Гром говорил, что в таких случаях они становятся у меня удивительно лживыми), а потом сделала ручкой.
— До свидания.
«До свиданья, Итали-ия», — отозвалось из колонок, и под аккомпанемент душещипательной мелодии я вышла из кабинета Патрикеевны.