— Кто такой Камышин? — спросила я, чтобы выяснить, в чем смысл этого витиеватого «треугольника».
Мой допрашиваемый побледнел и выгнулся дугой.
Меня прошиб холодный пот. Нам про это рассказывали в учебке.
— Нельзя! — закричал он. — Нельзя! Кто говорит, тот умирает! Нельзя!
— Молчать! — встречно заорала я. — Не надо говорить! Замолчи! — И судорожно начала рыться в медикаментах, стараясь отыскать отложенный мною на всякий случай антидот. Хафиз уже закатил глаза и с силой бился головой о спинку кресла.
Я нашла препарат, прижала колотящуюся голову Хафиза и ввела «отрезвитель» прямо в глазницу.
«Господи! Хоть бы я успела! — причитала я. — Ну, пожалуйста! Что тебе стоит?!»
Хафиз обмяк и жалобно забормотал что-то.
То, что я увидела только что, на сленге внешней разведки называлось «яблочком». «Яблочко», или «запретный плод», формируется при помощи гипнонаркоза на одном из фундаментальных, глубинных слоев подсознания. В быту «яблочко» почти не оказывает на человека воздействия. Но при допросе ситуация кардинально меняется. Стоит просто упомянуть фамилию, особенно если это сочетается с наркотиками или гипнозом, и допрашиваемый, имеющий такое «вшитое яблочко», просто умирает. Сразу — не пытаясь застрелиться, выброситься в окно или прыгнуть с моста. В контрразведке это называется «попасть в яблочко» и означает полный профессиональный провал допрашивающего. Вот на такой запрет в виде фамилии Камышин я и наткнулась.
Я снова прослушала пульс, заглянула в зрачок: Хафиз определенно оживал. Внезапно он открыл глаза и совершенно ясным взором посмотрел на меня.
— Что вы здесь делаете, Юлия Сергеевна?
«Господи, — я внутренне перекрестилась. — Живой! Слава богу…»
— И где…
Он хотел спросить, где находится, но не стал. Чувство собственного превосходства не позволяло ему спрашивать об этом у меня.
Антидот подействовал очень быстро и, может быть, спас Хафизу жизнь. Но не пройдет и трех-четырех минут, и его действие прекратится, и в силу снова вступит моя «сыворотка правды» — скополамин. «Держись, Юлька! — приказала я себе. — „Веди“ его ровно!»
Хафиз подергал руками, огляделся, что-то понял и уставился на меня. Слава богу, он не видел столика со шприцами, расположенного прямо за спинкой его кресла. Всю его «панораму» составляли угол комнаты и я.
— Да, господин Хафиз Абдул Али, вы взяты в плен. Ненадолго. Пока я не получу гарантий своего освобождения.
— Какого освобождения? — раздраженно спросил Хафиз. — И где охрана?
Он не помнил ничего из того, что происходило на протяжении двух часов перед этим. И мне нельзя было оставлять ему время на размышления.