— Хороший контраст, — ухмыльнулся Зноев. — Начало в «Золотых крыльях», продолжение — в бомжатнике без названия.
— Шиканули — и хватит. О своих тоже забывать нельзя.
— Даже если вы говорите правду, все равно мне вас не понять.
Телохранитель Животина задумался.
— А ты не в той шумной компании, что три стола сразу оккупировала, выпивал? — фамильярно задала я вопрос, который должен был усилить впечатление, что никакого отношения к телохранителю мы не имеем.
— Там, — мрачно молвил он и пробурчал про себя: — Что-то совсем нервы в последнее время сдают. Неформалы настораживать начали. Ну где же отморозки?
С этими словами телохранитель наполнил кружку водкой.
Леха отыскал три свободные доски, разложил их в одном из углов притона и предложил нам сесть. Я надела наушники, словно собралась послушать плеер, и убавила громкость почти до минимума, чтобы иметь возможность общаться.
— И мы выпьем, — сказал Леха и принялся открывать бутылку водки, купленную на деньги Семененко.
— Ты ее случайно не прямо из горлышка собрался пить? — осведомилась я.
— Прямо из горлышка и без закуски. Но если вам так тяжело и вы брезгуете, можете портвейн открыть. По бутылочке в ручки и…
Дальше Леха зашептал мне на ухо:
— Пить все равно придется! Для конспирации!
— Придется, — горько согласилась я и потянулась за портвейном.
Леха зашептал на ухо Дмитрию Алексеевичу:
— Присоединяйся! Для конспирации!
При этом Леха лукаво подмигнул.
Больно было смотреть на кислую мину Дмитрия Алексеевича при первом же глотке разбавленного спиртом тарасовского портвейна. Про Лидию и говорить нечего. Но еще больнее было делать довольный вид в то время, как горькое пойло обжигало горло мне самой. Однако иначе нельзя. Роль необходимо играть до конца.
Время тянулось ужасно медленно. В притоне ничего примечательного не происходило. Телохранитель Животина молчал и пил водку. И при этом время от времени приходилось прикладываться к бутылке нам. Со всех сторон на наши многострадальные уши обрушивался поток матерной ругани. И никакие наушники не могли меня от нее уберечь. Бутылки с портвейном опустели на треть, когда к нам присоединился старичок, синяки под глазами которого были четко очерчены и имели болезненный цвет.
— А, дядя Сережа! — воскликнул Леха. — Водочку будешь?
— Буду, — отрывисто кивнул дядя Сережа, вырвал из рук Лехи бутылку и надолго к ней присосался.
Облегчив бутылку, старик шумно выдохнул, вытер губы и жалобно спросил:
— А портвейнчик не подарите?
Получив желаемый презент, дядя Сережа скрылся в дальнем углу подвала.
В это время в притоне появились двое молодых людей в потрепанных кожаных куртках, коротко стриженные, с тупым маслянистым взглядом.