Дом семнадцать дробь девятнадцать по улице Тихонова оказался семиэтажкой. Двадцать четвертая квартира находилась на четвертом этаже. Но, прежде чем отправиться туда, я присела на лавочку возле соседнего дома и осмотрелась.
Добираясь сюда, я несколько раз меняла маршрут, то сворачивая в переулки, то срезая путь через проходные дворы. Я могла дать руку на отсечение, что хвоста за мной не было. И все-таки теперь я решила предварительно навестить соседний дом. Если эти ребята здесь, они должны клюнуть.
Я встала и, несколько раз подозрительно оглянувшись через плечо, вошла в подъезд дома. Там я медленно поднялась на верхний этаж и так же медленно спустилась обратно. Везде меня встречала лишь гулкая тишина бетонных стен. Однако я подстраховалась и прогулялась еще по одному подъезду. И лишь потом отправилась в дом, где жила Анна.
На четвертый этаж я опять поднималась пешком. Нажимая на кнопку звонка, я вдруг подумала, что Овалов вполне мог не сойтись с Анной характерами, и тогда наше положение становилось крайне сложным, а то и вовсе безвыходным.
За дверью двадцать четвертой квартиры послышались легкие, почти невесомые шаги, и после паузы, когда хозяйка, видимо, заглядывала в дверной глазок, женский голос обеспокоено произнес: «Кто там?»
— Анна здесь живет? — прошамкала я.
Замок щелкнул, и дверь приоткрылась на длину цепочки. На лице Анны было написано удивление.
— А вы кто? — неуверенно спросила она.
— Девушка из высшего общества, — ответила я. — Обожаю танцы, шампанское и катание на лодках.
Анна казалась ошарашенной. Однако вопросов она больше задавать не стала и, откинув цепочку, впустила меня в квартиру.
— Он здесь? — быстро спросила я.
Анна молча кивнула, продолжая рассматривать меня с недоверием и страхом. Я стянула с головы парик и извлекла изо рта подкладки.
— Ну и жарища в этом парике! — пожаловалась я своим нормальным голосом.
Анна, слегка побледневшая, прислонилась к стене и беспомощным жестом схватилась рукой за горло.
— Господи! — прошептала она. — Как вы меня напугали!
На ней был черный шелковый халат. Похоже, траурным тонам она отдавала предпочтение.
— Да? А мне показалось, что вы не из пугливых, — сказала я. — Как дела?
— Все нормально, — сказала Анна, лицо которой постепенно приобретало розовый оттенок. — Только, — она обеспокоенно оглянулась через плечо. — Только он, по-моему, болен. Он очень плохо себя чувствует. Изо всех сил старается не показывать этого, но я же вижу, что ему делается все хуже!
— Это ничего. Я принесла лекарство, — успокоила я ее, мысленно поблагодарив Овалова за старание. — Но, может быть, перейдем в другое место?