— Что ты хочешь? — наконец завопил турок, не выдержав боли.
Мой вопрос звучал бы абсолютно глупо, если это был обыкновенный вор-одиночка, случайно выбравший Вику для ограбления. Но, принимая во внимание нападение на дороге и явные следы обыска в нашем номере, я должна была исключить худшее. А именно то, что кто-то конкретно интересуется Викой и мной.
— Кто послал тебя и зачем? — спросила я, делая вид, что на самом деле мне все давно известно и сейчас меня интересуют только мелкие детали, и то лишь исключительно для его же блага. — Если будешь молчать или попытаешься обмануть меня, то, клянусь Аллахом, ты не уйдешь отсюда хоть с одним целым пальцем.
При этом я добавила в конце очень специфическое восточное ругательство, приобретенное мною в качестве бесплатного довеска к боевому опыту в восточном регионе. Не знаю, что подействовало больше — то ли упоминание Аллаха, то ли знание специфического жаргона, или же тот простой факт, что я действительно очень легко могла одним движением сломать ему кисть и пальцы, но он заговорил:
— Я не знаю. Я не знаю. На самом деле. Абдула заставил меня. Я задолжал ему. Много. Он сказал, что я должен украсть у русской девушки браслеты, и тогда он простит мне большую часть долга, — быстро-быстро, как пулемет, будто боясь, что я не поверю ему, скороговоркой выпалил он. Так быстро, что мне с трудом удалось его понять.
— Какой Абдула? — спросила я как можно строже.
— Абдула, — сказал вор, широко раскрыв глаза, словно в городе был только один-единственный человек по имени Абдула, и то его знала каждая собака. — У него большой магазин на Искеле Джаддеси.
В ответ я понимающе кивнула головой с таким видом, что как раз этого Абдулу я знаю очень и очень хорошо и в целом довольна полученным ответом.
— О том, что было, Абдуле не говори — смеяться будут. Ему скажешь, что упал и потянул руку и поэтому не смог стащить сумку. Понял? — сказала я ему вкрадчивым назидательным тоном.
Вор с готовностью закивал в ответ. Чтобы ему легче и убедительнее было врать, я в последний раз немного потянула его кисть, слегка растягивая связки. Теперь у него было хорошее оправдание для хозяина, да и, думаю, несколько кошельков на ближайшее время мне удалось спасти.
Эту процедуру он воспринял как должное и даже не сморщился, а только крепче стиснул зубы. Добиться от него еще чего-либо представлялось мне маловероятным, и я встала, освобождая его. Он некоторое время полежал на земле, настороженно, как дикий зверек, не сводя с меня глаз, затем медленно поднялся и остался в нерешительности стоять. Я резко дернула подбородком в сторону выхода на улицу, указывая ему путь, чтобы он убирался.