Пробежав через холм, я спустилась к небольшой речушке, текущей по дну неглубокого оврага, заросшего камышом. Из зарослей неслось кваканье лягушек, тихо журчала вода. Прикрывая ладонью глаза от бликов клонящегося к закату солнца, я обозрела окрестности. Детей нет и в помине, только гнущийся от ветра камыш.
— Алина, Ринат! — закричала я и побежала вдоль берега. — Где вы, отзовитесь немедленно!
Ответом мне было кукование кукушки, укрывшейся где-то в ветвях скрюченных акаций на склоне холма.
— Алина! Ринат! Вашу мать! — кричала я.
По рукам словно полыхнуло огнем. Я посмотрела вниз и увидела, что забежала в густую поросль молодой крапивы. Под ногами чавкала черная грязь. Пробежав еще метров двести, я потеряла в прибрежной трясине правую босоножку.
— Алина! — закричала я так пронзительно, что испугала ворон на деревьях.
От шороха за спиной встрепенулось сердце. Я резко обернулась, замахиваясь для разящего удара, но успела вовремя остановиться. Перепачканный грязью и каким-то пухом, на меня налетел Ринат и, обхватив руками, заревел.
— Что за дела? — принялась я его успокаивать. — Где Алина?
— Она бросила меня и пошла к шоссе ловить машину в город, — признался, хлюпая носом, Ринат. — Она сказала, что я сын грязного араба и меня тут в овраге съедят бомжи.
— Спокойно. Бомжей я беру на себя, — сказала я бодро. — Теперь пойдем искать твою сестру, чтобы надрать ей задницу.
— Пойдем, — согласился Ринат. Его глаза вспыхнули мстительной радостью.
Алину мы настигли голосующей на шоссе. Увидев нас, она попыталась скрыться, но была схвачена мной и в принудительном порядке доставлена в дом бабы Мани.
— Ну, слава богу, нашлись, — сказала баба Маня, ставя на стол чугунок с картошкой и сковороду с жареной свининой и луком. — Раньше, когда на деревне были дети, часто случалось, что кто-нибудь тонул на речке или терялся в лесу. Поэтому родители всегда пороли ребятишек перед тем, как отпускать гулять, наказывая строго-настрого не отходить далеко и не купаться в незнакомых местах, — посвятила она нас в прошлое своей деревни.
— Пороть? А неплохая мысль… — протянула я, сидя на лавке у стены и поглядывая на Алину, примостившуюся рядом.
— Только попробуйте, — насупилась Алина и, обращаясь к хозяйке, добавила: — Я не буду есть эту гадость.
Баба Маня от души отвесила ей подзатыльник.
— Ты, старая… — завопила Алина в ярости, вскакивая с лавки.
Я закрыла девчонке рот ладонью и вытащила вон из избы.
— Чего ты добиваешься? — напустилась я на нее на улице. — Зачем ты хотела убежать?
У Алины на глазах выступили слезы.