Кажется, именно в том направлении ушел таинственный человек, которого мы так тщательно (и, похоже, безуспешно) преследовали.
— Да, тут невесело, — сказал Вова, оглядываясь по сторонам. — Лично мне даже больше нравилось в бункере у этого… у Маркаряна. Хотя кисло и там, и там. Хрен редьки не слаще, что называется.
— Вова, не зуди под ухо, — раздраженно сказала я. Под ногами чавкала вода, а я была так изваляна в грязи, что любая свинья на моем фоне показалась бы английской леди. — И так тошно, а тут еще ты со своим хреном!
Фраза прозвучала двусмысленно, Вова фыркнул. На этом обсуждение прекратили, и дальше наша прогулка по кладбищу проходила в молчании. На одну секунду мне пришла в голову идиотская мысль, что Аладьин на самом деле — покойник и пришел по месту прописки, на здешнее кладбище. Отсюда и все мистические штучки в этом деле!
Нет надобности говорить, что я ненадолго застряла на такой точке зрения.
Мы прошли еще немного и почти наткнулись на Аладьина. Быть может, мы и не заметили бы его, приняв его фигуру за валун или за неуклюжий памятник, так он сливался с грязью… но Вова Крамер вынул из кармана электрический фонарик. Луч этого-то фонарика и выхватил из темноты коленопреклоненного Аладьина.
Он был внутри небольшой, слегка покосившейся оградки. Стоял прямо на надгробной плите, спиной к памятнику. Он опустил голову низко-низко, с длинных черных волос стекала вода, попадая ему за воротник, но он, казалось, не замечал этого.
Лампа — поцарапанная, в нескольких местах закопченная керосиновая лампа — стояла рядом с ним на надгробной плите. Я некоторое время разглядывала его, он поднял голову и, не выказав никакого удивления, сказал:
— А, это вы. Ну зачем светить мне в глаза? Я не хочу светить в глаза, и вы не светите. Вас не хотят убивать, — вдруг взглянул он на меня, — но, наверное, придется, потому что вы разрушаете все.
Я застыла в неподвижности от этих диких слов. Язык мой сперва закостенел, а потом вдруг сам по себе брякнул:
— Может быть, Аладьин, вы мне и скажете, как именно я умру, а?
— Солнце светит, — бормотал он, — вода течет, снег идет… Все, все за меня. Что? — вскинулся он, и его длинный безволосый, почти женский подбородок попал в полосу света Вовиного фонарика. — А, это? Я не хочу ничего знать. Мне просто говорят, а я не могу уклониться. Хотите… вы умрете сегодня ночью? — спросил он. — Впрочем, вместо вас может умереть кто-нибудь другой, если у него желтые носки. Да, может быть, и так.
— Что-о? — воскликнула я. — Как? Откуда ты узнал про желтые носки? Что значит — желтые носки?!